Алида отступает на шаг и спиною налетает на кого-то. Ещё не обернувшись, она понимает, кто это.
–Папа, – Алида плачет, но даже не замечает этого, – папа, разве я виноватая?..
***
Ноги сбиты. Но ничего – зато просвет. А где просвет – всякая тропа. И Лайшо, не замечая уже ничего, бросается туда.
Кровят ладони, саднят ноги. Но он торопится. Ветви хлещут по лицу, но Лайшо неумолим – он сейчас покинет этот чёртов лес! И даже радостно ему – он всё-таки сделал это. правда, тепреь подумает уже он – достойна ли Алида его внимания!
Вот уже редеют деревья, вот сменяются они мелким и вязким кустарником, а вот…
А вот и выход. И Лайшо застывает и угасает в нём всякая радость.
Он стоит на выходе из леса, а его деревни нет. и ничего нет. Ровно поле – без конца и края. Как же так? не мог же он выйти далече? Да даже если и так – вкруг этого леса есть река, другой, знакомый лес, деревня Лайшо, а ещё – путь на город. А вот поля нет.
А ещё – разве время для солнца? Лайшо казалось, что прошло не так много времени. Но нет – солнце в небе. Да так светит крепко, что кажется – полдень. А под солнцем особенно ясно видно, что вышел Лайшо в чужое место. В незнакомое.
Слёзы давят Лайшо.кому их выплакать? Кто его сюда тянул? Господи, услышь заблудшего! Выведи его!
Лайшо отступает к лесу и снова – темень. Ночь, луна. Лайшо оглядывается по сторонам – деревьев нет. есть люди. Где были деревья – люди, где были кустарники – дети. И все чем-то одинаково пустые и печальные, и все взирают на него.
–Помогите…– шепчет Лайшо, когда эти люди, или же давно не люди, не сговариваясь, делаю шаг к нему. А их много. Не охватишь толпу взглядом. Далеко-далеко уходят.
–Не поможет, мальчик, – отвечает ему какой-то змеиный шелест. – Мы здесь жили и будем жить. Зачем вам всем так надо нас тревожить?..
Лайшо вырывается, но множество рук уже держат его и каждая – цепкая. Не оторвёшь и одной. И каждая рука тянет в свою сторону.
***
–Папа, разве я виноватая?..– Алида плачет. Алида стремительно тускнеет в эту ночь.
Отец не успевает ответить, а сказать ему надо многое. О том, как разочарован он ею. О том, как подвела она его. Как опозорила! И какая вина на неё легла.
Но не успевает.
–Лайшо! – кричит кто—то и вся ночь приходит в движение. Все вскакивают, оживляются, перестают шептаться. Сплетаются в странное живое многорукое и многоглазое существо, действуя по единому порыву.
–Лайшо! Лайшо!
–Это он!
Оживает Тимея, мать перестаёт голосить, Алида выдыхает с облегчением (а с нею и отец – ему такой позор и тоже ведь не нужен).
–Лайшо! Лайшо!
Они подскакивают, сминают друг друга, толкаются. Лайшо же, стоя в центре всеобщего радостного круга, лишь посмеивается. Он искренне рад.
–Что там с тобой было? Лайшо! Как ты это перенёс?
Вопросы, вопросы…
–Позже. Я очень устал, – Лайшо не может посмотреть на всех, каждому ответить на объятие. И переварить всеобщую радость от собственного возвращения.
Всеобщую радость, в которой никто не замечает, что у Лайшо в глазах странновато посверкивает серебром. А если и заметил бы кто – подумал бы на луну да на свою усталость.
–Прости меня! – Алида бросается к нему.
–Не злюсь, – на неё Лайшо не смотрит и отталкивает её – слегка, но настойчиво.
В конце концов, эти дела нынешнего Лайшо больше не интересуют.
–Завтра, чего к парню прицепились! – Лайшо приходят на помощь, отталкивая особенно говорливых. – Пусть отдыхает!
Верный подход. Они же не знают, что завтра для них не наступит? И что назавтра будет только большой лес, а все люди из деревни ниже его – исчезнут. И только лес будет немым свидетелем, но кому он что скажет? Только пошуршит множеством листьев, которых ещё сегодня точно нет.
Завтра лес заберет все души. Завтра обратит их своими листьями и наденет на свои узловатые змеиные ветви.
А в сообщниках у леса – одна луна.
Конец