— Это отдача. Все ко мне — я вас подлечу.
После процедуры, которая убрала все последствия стимуляторов, мы начали все собирать и запечатывать в свитки. Мы забирали все. Даже трупы. Кто его знает, может мне придется их обратно воскрешать?
Между тем, действие наркотика заканчивалось. Казалось, я слепнул. Медленно, но неотвратимо, зона ощущения искр уменьшалась.
В один из моментов я просто отошел в сторону и стал грустно смотреть на встающее над горизонтом солнце.
Мир терял четкость. Сейчас я снова ощутил подзабытое уже чувство могущества псиона и вновь его потерял. Насколько я продвинулся в его возвращении за два года обучения Хирузена? Я знал ответ на этот вопрос точно: телекинетика восстановилась на две трети, а телепатия на одну пятую.
Да, привязываться к наркотикам и стимуляторам очень плохо, но есть ли у меня пока что выбор? Вдруг ко мне нагрянет Орочимару? Со своими силами я смогу его завязать в узелок, а без них — он меня завяжет. Может быть. Мокутон? Хьетон? Да, я смогу побарахтаться и может даже как-то отобьюсь, если придет помощь, но о победе не может быть и речи.
Один в поле я пока не особо что могу.
И все из-за Хирузена! Сдерживает он меня.
На всякий случай я создал ледяное зеркало и проверил риннеган. Повезло — он на вспышку моей силы не среагировал. Может для его эволюции нужно что-то особенное?
Разрушив ледяную поверхность, я достал жменю пищевых пилюль и стал их забрасывать в рот, словно орешки.
Может сделать все совсем по-иному?
А это будет забавно! Как насчет повести группу преследования совсем в другую сторону?
Ягура? Ты думал, Коноха будет воевать на два фронта? А сам не хочешь так?
Отстегнув с пояса трофейный меч, я вогнал его между камней и резким сдвижением сломал. Лезвие так и оставил торчать, а вот обмотку зашвырнул подальше.
Наоми подошла ко мне и задумчиво посмотрела на выглядывающий обломок лезвия.
— Хочешь спихнуть вину на Киригакуре? — спросила она, подняв брови.
— Почему нет? Немного разбросай здесь их расходников.
— Но ведь следы приведут их к Конохе?
Я обернулся и довольно произнес:
— Мы оставим четкий след, уходящий в сторону Кири, а потом я утяну всех нас дальним «шуншином». Двадцать-тридцать километров в сторону и они вряд ли найдут наши следы.
— Но зачем? — подошла к нам Цуме: — Ты же, вроде, собирался отдать ее обратно?
Я пожал плечами:
— А вдруг я не договорюсь с Хирузеном? Тогда у нашей деревни появится еще один джинчуррики. И уж тогда, имея ее в своей группе… — почему-то в моих устал слово «имея» прозвучало со скрытым смыслом. Задумавшись над этим самым «скрытым смыслом», я даже запнулся и произнес: — Хм. В общем, я стану неприкасаемым.
Наоми тряхнула головой:
— А как же?
Я легкомысленно пожал плечами:
— Одно другому не мешает.
Цуме покосилась на подошедших Генму с Эйджи и спросила:
— А что этому может помешать? По-моему если нам удастся ее перманить на свою сторону, то можно будет даже на два фронта воевать. Причем до победного.
Я вздохнул и посмотрел Наоми в глаза:
— В принципе, мы и так собирались выносить этот вопрос на Совет кланов, поэтому Цуме и так бы узнала, но позже. Поэтому, ей можно сказать. — я перевел взгляд на Генму: — А как насчет тебя? Будешь ли ты молчать о том, что увидишь или сообщишь Хокаге или Данзо?
— А что я увижу? — насторожился джонин: — Это может навредить деревне?
Фыркнув, я начал говорить:
— Все может навредить деревне, если неправильно этим воспользоваться. Даже вишневая косточка, скрепка или сенбон, что ты держишь в зубах. Весь вопрос в том, что бы аккуратно с этим обращаться. Хирузен и Данзо вызывают лично у меня сомнения в своей адекватности. И пример этому — то что происходит сейчас с Наруто Узумаки, урожденном Намикадзе. Сын Четвертого живет всеми ненавидимый и в гребаной бедности. При всем том что на счетах только его матери висит, я уверен, больше миллиона. Она была химе клана Узумаки, а ее сын питается раменом и живет как бесклановая сирота. Его отец — Четвертый Хокаге, отдавший жизнь за деревню, а его все ненавидят. Это — правильно? Ответь мне Генма?
Он неожиданно скрипнул зубами и опустил взгляд:
— Я тоже этого не понимаю. Нас тренировал Минато. Мы были его телохранителями. Он был прекрасным шиноби и самым достойным из всех нас. Его сын уж точно этого всего не заслужил. — он поднял взгляд и твердо произнес: — Но сейчас разговор не о нем. И если уж на то пошло — я бы хотел сам судить о том что опасно для деревни.