Усадив Овейга рядом с собой, Сандар начал расспрашивать его о делах в Этксе.
– Устал, наверное, ничего не делая, а, Овейг? – пошутил Сандар.
Беседа потекла в привычном русле. Овейг не отказывался от густого эрмегернского вина, слушая рассказы Сандара о его недавних путешествиях. Ноттиарн тоже не молчал и поведал о том, что в Гафастане теперь совсем не весело: какие-то неприкаянные попрошайки непрестанно обворовывают мелких торговцев, и никто их не может поймать. Терниб радовался тому, что эти люди не могут вредить рабам, которых он выгодно продает на местном рынке на исходе каждого полугодия.
В компании юной гафастанской знати всякий ленивый вечер проходил весело и беззаботно, так что Овейг даже забывал о том, что он не состоятельный юноша, а Бессмертный Гарван, потомок нойров, который скоро будет править Гафастаном. Густой тяжелый хмель кружил голову. Овейгу хотелось и самому откинуться на подушки и по привычке забыться с какой-нибудь из рабынь Сандара, но он помнил, зачем пришел, и, пользуясь тем, как легко бывает говорить, когда вино словно бы смягчает самые горькие речи, не стал тянуть и рассказал друзьям о Рависант и сделке с ул-Наредом.
– Зачем ты пошел к этому старому шакалу? – возмутился Сандар.
– Да, зачем? – поддержал его Ноттиарн. – Он должен был тебе эту девушку подарить просто за то, что ты вообще обратил на нее внимание!
Захмелевший Терниб покачал головой и опасно наклонился в сторону, чуть не потеряв равновесие.
Овейг усмехнулся, взглянув на него и чувствуя, как снова проясняются мысли.
– Разве я должен был забрать ее силой? Зачем портить отношения с таким состоятельным человеком? Нет, это невыгодно.
– Ну, в твоей власти сделать его хоть бедняком, хоть рабом – кем угодно, – Ноттиарн положил уд и плектр на ковер и взял с подноса апельсин.
– И что же скажут другие о том, как ведутся дела в Гафастане? – Овейг вскинул брови.
– Да, – отозвался Сандар, – Овейг прав. Надо действовать иначе. Надо было. Теперь шанс упущен.
– И, – Овейг окинул друзей долгим взглядом, – кто одолжит мне денег, чтобы выкупить дочь ул-Нареда?
– Я, – недолго думая ответил Сандар и широко улыбнулся, обнажив крупные белые зубы. – А если ул-Наред тебя обманет, я лично позабочусь о том, чтобы он не только никогда не увидел Мольд, но и чтобы эти пески стали ему могилой. – Он хлопнул Овейга по плечу.
– За это надо выпить! – воскликнул Эрдем.
Кубки были наполнены, и только опьяневший Терниб не взял своего. Эрдем слегка толкнул его, и он повалился на подушки, протестующе вскрикнув. Прочие ответили на это громким смехом.
Сам Эрдем прилег на ковер, подперев голову рукой.
– Не прочитаешь ли что-нибудь из своего, Овейг?
– Позже.
– Ну, тогда я.
– Дай мне ребаб, – сказал Овейг.
Тем временем Суав, успевшая расспросить знакомых о том, где в такой час может быть Овейг, пришла к дому Сандара. Дверь во двор была открыта, и Суав заглянула.
Смуглый юноша ребристым, дребезжащим голосом пел что-то о цветах и о солнце, которое встало лишь затем, чтобы померкнуть перед красотою лика его возлюбленной. Суав невольно улыбнулась: на таких вечерах юноши всегда исполняли стихи о женщинах, которых никогда не видели и не любили, страдали из-за призраков красавиц, которые не существовали вовсе. Один из гостей, очевидно, дремал, уткнувшись лицом в цветные подушки. Хозяина дома – смуглого усгибан, в могучей красоте которого было что-то диковатое, – она узнала сразу: он изредка заглядывал к ее подруге, был осторожен и платил хорошо. Рядом с ним бледный Гарван, задумчиво улыбаясь, подстраивал ребаб, чтобы аккомпанировать другому чтецу.
– Слушай, Овейг, – сказал Сандар, заметивший в дверях Суав, – насколько красива рабыня, которую ты хочешь купить?