Уходя, Эмхир понимал, что тем самым нарушает баланс сил в Триаде, но не мог противиться воле Девяти. На случай сомнений и возможных разногласий, в одной из Обителей он оставил свиток с указаниями; о том, что Наместником на время отсутствия должен стать Овейг он объявил незадолго до того, как покинул город. Чем он руководствовался – для большинства Гарванов оставалось загадкой. Скарпхедин был уверен, что Эмхир веские причины на то, чтобы поступить так, как он поступил, не видел смысла не доверять его решению и твердо решил отстаивать волю Эмхира.
Сванлауг молча кивнула Скарпхедину.
– Ты видел Овейга минувшим вечером? Он вернулся в Этксе? – спросила у него Сванлауг.
Тот развел руками.
– Я не видел, стражники тоже. Но минувшим утром он проходил мимо Этксе, кажется. Хотя, как знать, это мог быть кто угодно еще.
– Ты с ним недостаточно строг, Скарпхедин.
– Что я могу противопоставить Магу? – вздохнул он.
– Орм тоже не Маг, но у него проблем не возникало.
– Овейг слушал только Эмхира, в силу привычки, возможно. У меня такой власти нет.
– К тебе он тоже приходил с той странной просьбой? – Сванлауг подняла взгляд от огня, пожиравшего очередную стопку рукописей.
– Приходил. Я не дал ему денег.
Мьядвейг оставила созерцание дремлющего Этксе и повернулась к Скарпхедину.
– Люди Орма видели Овейга и Сандара. Может быть, тот одолжил ему, – нойрин устало вздохнула. – Овейг скорее атгибан, чем нойр. Это печально.
– Что ты предлагаешь, Мьядвейг? – настороженно поинтересовался Скарпхедин, предчувствуя ответ.
– Предлагаю оставить его в покое. И надеяться на то, что Илму или Эсгериу его вразумит, и все это не кончится катастрофой. Пусть живет как знает.
– Думаешь, так поступил бы Эмхир? – спросил Скарпхедин.
– Я знаю его дольше, чем ты, потому, да, я уверена, что он поступил бы именно так.
– Но тогда Наместником Овейгу не быть, – негромко произнесла Сванлауг.
В огонь отправился эскиз уинвольской триремы. Скарпхедин проводил его печальным взглядом.
– О чем можно говорить с нойром, едва перешагнувшим порог двадцати? Что у него в голове? Ветер и только. Пройдет лет десять или двадцать, может, и будет смысл, – в голосе Мьядвейг звучало спокойствие расчетливого человека.
– На Фёне так не было, – ответила Сванлауг.
– Мы не на Фёне. Что бы ни происходило в Пустынях, здесь веселый край. На севере отвлечься было не на что: вечера искусств, Болотный Дом и курительные наших Магов – вот и все развлечения. А здесь и солнце смотрит благосклонно, и песок горяч, как сердца людские. Все, что красиво – на виду, не приходится ничего разгадывать. Неудивительно, что те, чья кровь помнит об изначальном холоде, льнут к живому теплу.
– Ты оправдываешь Овейга? – удивилась Сванлауг.
– Нет, я объясняю, в чем причина того, что происходит. Только время исцелит, выровняет его путь. И Обеты, конечно. Если он сам не возьмет коней своих желаний под уздцы, никто ему не поможет, а он загонит их и погибнет, либо они, обезумевшие, его проволокут по земле – ничего не останется. Разве нужна нам изуродованная душа? Такой нойр не может править.
Сванлауг сдвинула брови.
– Он стал непочтителен…
– Как любой юноша, оставленный без Наставника.
Скарпхедин в задумчивости провел рукой по подбородку.
– То есть нам не о чем волноваться?
– Маг, не чтящий Обетов, опасен и открыт для мира духов, который может быть враждебен. То же касается всякого человека – неспроста в каждом культе можно найти родственные правила. Простой смертный – обычно плохой проводник, а вот с Магом может быть все что угодно. И чем он сильнее, тем значительнее могут быть последствия. Ты никогда с таким не сталкивался. Признаюсь, я тоже никогда не видела Мага, пренебрегающего нашими заветами: дисциплина тазенгарта надежно охраняла их. Потому мы можем быть не готовы к тому, с чем рискуем столкнуться. Утешает лишь то, что Овейг еще не овладел всеми своими силами, и к тридцати годам он, возможно, успеет одуматься и упорядочить свой Дар. Если нет – начнем тревожиться. – По голосу Мьядвейг Скарпхедин понял, что она улыбается.