– Я Анданахти… На моей могиле белые расцвели цветы, я прощена Мейшет. Она говорит мне: «теперь твой черед возвращаться в мир, найди ту, что делила ложе с прекраснейшим из юных и стань ею, ибо только в ее теле сможешь ты снова коснуться древних песков». Овейг, ты можешь вернуть меня к жизни.
– Но как? – Овейг смотрел на нее с удивлением, чувствуя, как холод пробирается в самое сердце.
– Маги не слушают меня, Цари глухи ко мне. Ты первый обратил на меня внимание.
– Как я могу тебе помочь?
– Найди Царскую цепь. Ты знаешь, где она, вспомни!
– Цари впустят тебя в свои прежние дворцы, и ты найдешь…
– Я – один из Царей?
По темным губам Анданахти скользнула улыбка.
– Нет, – протянула она легким шепотом. – В Гафастане теперь только один из них – нойрин, протравленная насквозь. Она хочет занять твое место, править городом. Будь осторожен.
Овейг протянул руку к видению, но Анданахти растворилась в воздухе.
«Если вернешь меня, я смогу привести в этот мир твою Эсхейд».
Он приподнялся на локте, стараясь не потревожить Рависант, и окинул залитую лунным светом комнату внимательным взглядом. Суав, подложив руку под голову, спала на циновке, прикрытой покрывалом. В углах зловеще темнели сундуки и вытянутые кувшины. Ночной ветер покачивал легкие занавеси, сквозь которые можно было различить тонкие колонны, поддерживающие арки окон, и залитый лунным светом балкон.
«Чем же Эсхейд не заслужила покой? – подумал Овейг, глядя на спящую Рависант. – Если нам с ней суждено встретиться, мы встретимся и так. Я нашел, что искал, Амра выполнила свое обещание, а я сделал то, что она просила».
Просьба Анданахти не тронула его. Он слышал рассказы об этой жрице Мейшет и запоздало вспомнил, что именно с ее могилы сорвал тот белый цветок. Он лежал в медном блюдце на окне, наполненный лунным сиянием: свежий, чистый, живой. Овейг взглянул на него без всякого интереса, лег обратно и обнял Рависант. Она что-то пробормотала во сне и охотно придвинулась ближе.
XIV
Старый Сульбрэн принес им скрепленный печатью свиток. Скарпхедин принял его из рук жреца, и окинул внимательным взглядом Мьядвейг и затаившую дыхание Сванлауг. Сквозь решетчатые ставни на их одежды падали осколки света, перетекавшие тревожно, как чешуя, от всякого движения ткани.
Скарпхедин сломал печать. Сульбрэн опустил бритую голову. Сванлауг беспокойно одернула рукав, Мьядвейг замерла, и, казалось, даже ядовитый приторный аромат, вечно окружавший ее, рассеялся.
– Я пропущу общие фразы? – сказал Скарпхедин, пробегая северные письмена.
– Читай самую суть, – сказала Мьядвейг. – Ради этого мы здесь.
– Если по какой-либо серьезной причине – будь то предательство или смерть – Овейг не сможет стать Наместником, силами Магов Гафастана или иных бессмертие должно быть даровано Мастеру Скарпхедину, который должен стать во главе города вместе с нойрин Сванлауг до моего возвращения. Если же по какой-либо причине невозможно будет даровать бессмертие Мастеру Скарпхедину, то место Наместника вплоть до моего возвращения должен занять Старший Гарван Фарульв.
– Фарульв? – с недоумением переспросила Мьядвейг. – Быть того не может.
Скарпхедин взглянул на нее поверх свитка и прочитал дальше:
– …Никто из оставшейся Четверки или из числа соправителей Наместников не может отстранить от дел или изгнать из Гафастана нойрин Сванлауг, ибо никому не дано для этого достаточно власти.
– Это все очень хорошо, – сказала Мьядвейг, не взглянув на Сванлауг. – Но Фарульв! Почему он вообще решил его упомянуть?
– Я не знаю, – ответил Скарпхедин, сворачивая свиток. Трудно было сдержать улыбку и не выдать своих мыслей стоявшим перед ним нойрин.
– Если Фарульв хотя бы даже узнает, что он может стать Наместником Гафастана… И если он им станет, то нас ничего хорошего не ждет. И Эмхиру он Гафастан не вернет.