– Овейг! – голос Сандара прозвучал отрезвляюще. – Что здесь происходит?
Овейг выронил нож и Сандар отпустил его. Сандар смотрел сурово и прямо, впервые за долгое время не отводя взгляда. Они с Овейгом были одного роста, но теперь Гарвану отчего-то казалось, будто Сандар и сильнее него, и выше.
Обрадовавшийся Терниб собрался бежать, но Сандар не дал ему этого сделать.
– Отведём его к Вестникам, – Овейг кивнул на Терниба. – После расскажу.
***
– И все же, он наш друг. Ну, или был им, – снова пряча глаза, произнес Сандар, когда Овейг закончил свой рассказ. – Можно было как-то иначе…
– Одмунд тоже был моим другом. И, в отличие от Терниба, ему было что терять. Как я тогда был неразумен! Я же почувствовал запах дурмана, когда в тот вечер мы собирались у тебя… И ты, ты ведь знал, чем Терниб промышляет?
– Нет. Я не знал. Я даже не знаю, как пахнет ваш дурман. И Терниб ничего не говорил и не предлагал ни мне, ни Ноттиарну, ни Эрдему.
Они свернули в новый усгибанский квартал, полный вычурных домов состоятельных горожан. Мимо них, по-жирафьи покачиваясь, прошел чей-то раб с корзиной на голове.
– Все рухнуло, все пошло прахом, – вздохнул Овейг.
Сандар помолчал и спросил.
– Как твоя рука?
Овейг искоса взглянул на него.
– Неважно. Ты же наверняка слышал, что случилось? Хотя я не знаю, насколько приукрашена была история, которая до тебя дошла…
– Они говорят, ты зачем-то убил жену. Принес ее в жертву древним богам. Осквернил алтарь Мейшет. Она наказала тебя или жена сопротивлялась – этого никто не знает.
– Она не могла сопротивляться.
– Будь иначе – ты бы ее отпустил?
К горлу подступил ком.
– Нет, – сдавленно ответил Овейг.
Со скрытого за беленой стеною двора донесся взволнованный возглас. Послышались чьи-то шаги, негромко хлопнули ставни.
– А что же Суав? – Сандар надеялся, что его голос прозвучит участливо настолько, насколько это уместно.
– Суав? – Овейг запнулся о камень. – Она прервала меня. Она все погубила – или спасла. Да, наверное, спасла… Спасла.
– Она жива?
– Да. Но почему твой голос так дрожит? Разве есть тебе дело до Суав?
Сандар молча смотрел на дорогу, не решаясь перевести взгляд на друга.
– Если все так, и… И ты… если тебе и раньше она не была нужна, то, быть может, ты уступил бы ее мне?
Овейг удивленно вскинул брови. Тень подозрения, соткавшаяся из мелких воспоминаний о вещах и событиях, которым он прежде не уделял внимания, теперь явственно обрисовалась в его разуме.
– Погоди… – Овейг нахмурился. – Тогда… то платье… и постоянные отлучки, и те нитки на твоем ковре… У вас с ней что-то было?
Они остановились. Мужественное лицо Сандара показалось Овейгу и суровым, и жалким одновременно.
– Ты ее не любил, не обращал на нее внимания, – негромко произнес Сандар.
– Сандар! Ты был мне как брат, ты… – голос Овейга выцвел от отчаянья. – Как?! Боги не убили меня, чтобы меня добили, растоптали, вы, смертные! И кто?! Самые близкие, самые… И что ты теперь думаешь? Ты хочешь Суав? – он издал горький, ядовитый смешок. – Но ее нет, нет той прежней Суав!.. И она, если отыщешь ее, проклянет и тебя, Сандар, как проклинает меня – каждый день – давясь слезами и кровью!..
Боль пронзила изуродованную руку и часть груди. У Овейга перехватило дыхание, защипало глаза. Казалось, будто из его сердца ушли последние соки, и он сам уничтожен: отравлен ядом чужого предательства и собственной глупости.
– Всё… всё умерло, Сандар, – выдохнул он и, обессиленный, покачнулся.
Он упал бы, если бы Сандар не поддержал его.
XX
Солнце уже давно скрылось в омуте ночи. Городские сады источали душные ароматы, исполненные накопленного за день тепла, и казалось, будто в темноте дремлет вовсе не Гафастан, но один из городов южного Мольд.
– Тихлимт бы побрал эту Провидицу, – вздохнула Мьядвейг.
Она знала, что злобный дух остался на Фёне и никак не сможет повредить посланнице Мрок. Но недовольство ее было слишком едким, чтобы молчать.