Послышались призывные звуки зурны и звучный мужской голос вывел первую строку:
– Я много благосклонных взоров видел, уста карминные я часто целовал…
Овейг попрощался с купцом. Уходя, Гарван слышал, как все более выразительной становилась песня: вступили барабаны, им вторили ритмичные хлопки и все свободнее, точно вино из разбитого кувшина, лилась песня о победе над очередной красавицей.
***
Известие о торгах не понравилось Овейгу. Хотя час был поздний, он отправился в Обитель Амры, надеясь поговорить с Суав.
Улицы Гафастана были пусты, звуки празднества у дома Муннота затихли вдалеке. В некоторых узких улочках, затопленных тенями многоярусных глинобитных домов воздух был вязким и неподвижным, и прохладный ветер, дувший с реки, до них не добирался. Старательно обходя такие кварталы стороной, Овейг вышел на центральную площадь. Он видел силуэты караульных, замерших у Этксе и Высокого дома вестников. Точно ночные птицы, затаившиеся в густых кронах, стражи провожали его долгими взглядами. Они видели, что перед ними Гарван, и ни один не осмеливался его окликнуть.
Овейг скользнул в Обитель Амры и коротко поклонился статуе. В зале не было ни души – лишь темнота и тишина царили под высокими сводами. И курения, и светильники потухли – в воздухе еще чувствовался запах жженого масла и витал призрак благовоний. Льющийся сквозь отверстие в потолке лунный свет выхватывал из темноты лик Амры, который теперь казался зловеще-задумчивым и пленял мрачной красотой, так несвойственной этой богине.
– Овейг, – послышался шепот, похожий на легкое дуновение, – ты пришел. Тебя одолевают сомнения… Но разве может быть так, что ты не получишь то, чего жаждешь? Поговори с моей жрицей, она тебе поможет. Мне ведомы твои желания. Она не отвергнет тебя.
В воцарившейся тишине только лунный свет, как прежде, освещал лик статуи и обрисовывал очертания незапертой двери, что вела дальше, за Обитель. Овейг подошел к статуе и, прежде чем скользнуть во внутренний двор, поцеловал холодное каменное запястье.
– Я приду к тебе через одну из них. Разве смеет печалиться тот, кого я люблю? – услышал он.
Тем временем Суав сидела на скамье под высокими деревьями, смотрела на отражение луны в купальне и задумчиво причесывала свои длинные черные волосы.
Она вспоминала рассвет в святилище и встречу в Обители, когда она видела Овейга. Суав не доверяла ему и не знала, какие темные мысли он мог затаить в своем сердце, услышав ее дерзкие речи. Придет ли он в Обитель, чтобы еще раз увидеть ее? Суав надеялась, что он к ней не прикоснется, потому что Гарван слишком чист и сдержан; а если нет, то получит желаемое, как простой смертный, и забудет. А она сможет всем сказать, что такой славный юноша, которого желала бы всякая девушка в Триаде, на деле не лучше любого другого, самого невзрачного и бедного. При мысли об Овейге ее сердце не начинало биться быстрее, но Суав опасалась за сестру: она могла бы стать легкой добычей.
Темный силуэт закрыл отражение луны. Суав едва удержалась, чтобы не вскрикнуть, и подняла глаза: перед ней стоял Гарван. Он опустил край тагельмуста и поднес палец к губам, призывая Суав не шуметь. Его лицо было прекраснее и лунного лика, и всякого иного лица, которое Суав когда-либо доводилось видеть. Эта красота неизменно наполняла сердце Суав грустью и негодованием, когда она видела ее не в памяти, которая сглаживала подлинные впечатления, но наяву.
– Зачем ты пришел? Чего ты хочешь?
Овейг ответил не сразу и успел заметить, что лицо Суав на несколько мгновений приобрело выражение робкое, почти испуганное. Этим она ему живо напомнила Рависант.
– Ты знаешь, что ул-Наред собрался продать твою сестру?
– Нет, – выдохнула Суав, – я не знала. Как так?.. И Рависант мне ничего не сказала…
– Торги на следующей неделе. Но мне он согласился уступить ее за пять сотен серебром.
– Ты выкупишь ее? – Суав смотрела с надеждой.
– Если найду деньги. У меня их нет совсем. Рависант знает, и едва ли надеется. Теперь знаешь и ты.