-Если бы я не был идиотом, то обязательно бы заметил. Любимая, – в голосе Рябинина хриплом и безумно усталом Полина сейчас снова слышала ту давнюю муку, но если они не поговорят начистоту сейчас, тени прошлого будут преследовать их вечно.
Ее ладони скользнули под пиджак, обнимая его за талию, а голова прижалась к его груди, стремясь хотя бы так облегчить болезненный разговор. Горячая волна благодарности затопила душу Романа, эта молчаливая поддержка была самым надежным на свете якорем, в шторме, терзавшем душу.
-Ты казалась мне такой далекой, холодной, твоя ненависть убивала меня. Я понимал, что мне не на что надеяться, что чуда не будет, и надо тебя отпустить... но я не смог.
-Это самое правильное - что ты мог сделать, родной, – удивительно: как самая простая фраза согрела его замерзающее сердце спасительным теплом.
Он крепче прижал жену к себе.
-Я никогда не смогу оправдать свое поведение, у меня не хватило смелости - уйти самому, и я стал ждать, когда ты прервешь эту пытку. Это было нечестно и подло, но я пытался своим поведением тебя спровоцировать, я хотел, чтобы ты сама приняла это решение.
-Я едва не поддалась на твою провокацию, – Полина зябко поежилась, – мне даже представить страшно...
-Когда родился Никитка, я подумал: у нас еще есть шанс, что сын нас сблизит.
Едва произнеся эти слова, Рома почти осязаемо понял: как напряглась Полина, она мягко отстранилась, оставляя вместо себя мучительную пустоту. Он точно знал следующий вопрос и также знал, что на него придется ответить честно.
-Почему ты оставил меня одну в тот момент, когда я больше всего нуждалась в тебе? Почему не захотел быть с нами? Ты даже не пришел забрать нас из роддома? Рома, скажи мне, пожалуйста, почему? – в ее глазах стыли тревога и страх.
-Я хотел, милая, –янтарные глаза мужа встретились с ее затуманенным взором,- я хотел этого, как ничего раньше. Я не мог…- сдавленно ответил Рябинин.
-И где же тыл был, когда мы с сыном день и ночь ждали тебя? –тоже теряя голос, спросила Полина.
-В тюрьме, – отводя взгляд, отозвался Рябинин.
Глаза Полины широко распахнулись, Рома не мог заставить себя посмотреть ей в лицо и не видел: как из расширенных зрачков медленно схлынула давняя обида.
-Я сделал идиотскую ошибку и именно тогда вляпался во всю эту историю. Мне помог Серж, но недостаточно быстро, чтобы ….
Полина подалась вперед, возвращая мужу свои объятья.
-Боже мой, –шептала девушка, где-то возле бившейся у него на горле жилки, – почему ты мне не сказал, почему позволил думать: что тебе все равно. Ты должен был мне сказать, а не слушать, молча, мои упреки. Как вспомню, что я тебе говорила… как я тебя с тобой вела после этого...
-Я заслужил все, что ты мне говорила, – вдыхая запах ее волос, отозвался Рябинин, – его руки ласково гладили девушку по спине, снимая долгое напряжение.
-Нет, не заслужил, – упрямо возразила Полина,- я не понимала, что происходит, -тихо продолжала она, - эти люди, приходящие к нам в дом, вместо того, чтобы поддержать тебя, я вела себя как враг… Это я виновата в той аварии… Если бы мы не ссорились, если бы я не устроила истерику, ты бы не уехал.
-Нет, – Рома взял ее лицо в свои руки, – ни в чем ты не виновата, а эта авария... я ей благодарен… она вернула мне жизнь, в полном смысле этого слова, жизнь, вместо медленной мучительной агонии.
Полина, очарованная пронзительной искренностью его взгляда, медленно прильнула к губам мужа, с поразительной робостью. Но его моментальный отклик отозвался где-то внутри, чувственной огненной волной, приоткрывшиеся губы приветствовали нежное вторжение. И почему-то вспомнился тот самый первый настоящий поцелуй, буквально вырванный у нее, в пылу ужасной ссоры, яростный и собственнический. "Я никогда с тобой не разведусь, ты меня поняла? Ты останешься моей женой сейчас и всегда, ты будешь мне женой, не так, как все эти годы, а как должно было быть с самого начала",- так он сказал ей тогда и сдержал слово.
-О чем ты думаешь? – неохотно оторвавшись от ее губ, испытующе спросил Рома.
Полина улыбнулась теплой манящей улыбкой, в которой вдруг проскользнуло что-то от наивной девочки, в голубом сарафане, впервые увидевшей своего жениха. Вот уж до боли смешно: он, привыкший легко разгадывать такие взгляды, не увидел в нем восхищения и надежды на счастливую жизнь.
-О том, как ты меня поцеловал в ту ночь?
-Ну, да, примерно, как медведь которого разбудили зимой, приятного несомненно мало, – попытался пошутить Рябинин.
-Нет, как мужчина, который безумно меня хотел, я поняла, что тебе не безразлична.
Рома посмотрел на жену со странной смесью удивления и радости.
-Думаю, это не совсем то, что я в тот момент испытывал, –отозвался он, – не безразлична, это определенно неподходящее выражение.
-А какое подходящее? – Полина затаила дыхание.
-Дикое отчаянье от того, что моя самая любимая и желанная женщина не отвечает мне взаимностью и хочет со мной развестись. Когда ты сказала, что уходишь, я потерял над собой контроль. Мне была настолько невыносима эта мысль, что я повел себя, словно дикарь.
Рома не сказал лишь того, что выскочив в тот вечер из дома и садясь в машину, он совершенно не держался за жизнь, потому что сказанное Полиной - было хуже смерти.
-Эта женщина любит тебя, также сильно, как и ты ее, – Полина обвила его руками за шею, – впервые, я призналась себе в этом в больнице, когда звала тебя, и ты слышал мой голос.
-Почему ты так думаешь? – вздрогнув, спросил Рома, он будто вновь испытал ту боль, беспомощность и одиночество.
-Потому что я это точно знаю, родной. Не знаю только: насколько тебе в тот момент этого хотелось.
-Ты права, любимая, я тебя слышал и не могу сказать, что ясно осознавал: почему ты это делаешь, но мне было все равно, если я стал тебе нужен.
-Я тебя люблю. Я люблю только тебя одного, в моем сердце нет места другому мужчине, исключая нашего сына. Ты был нужен мне всегда и нужен сейчас, любимый, прошу тебя, –их губы остановились в шаге от прикосновения.
-Все, что захочешь, – сбиваясь с дыхания, отозвался Рома.
-Тебя, всего и навсегда, – в ее взгляде сейчас стыла трогательная беззащитность, и в то же время на самом дне прозрачной голубизны таился вопрос, тот самый вопрос, на который новобрачные отвечают, создавая семью. Сейчас ей нужен был свободный и окончательный ответ.
-Но я твой, милая моя, – с затаенной лаской произнес Рябинин, – целиком и полностью твой, и ты можешь делать с этим все, что захочешь.
Та абсолютная власть, так легко отданная ей в руки, заставила сердце Полины учащенно забиться. Никогда она больше не заставит его страдать от неуверенности, никогда не будет пытаться намеренно ранить и никогда не обманет его доверие.
-Я хочу сделать тебя счастливым, беззаботно, бездумно, бесконечно счастливым, – она покрыла легкими пьянящими поцелуями родное лицо, – хочу видеть твою улыбку, слышать твой смех, хочу, чтобы моя любовь охраняла тебя, как талисман, и приносила тебе радость. Господи, я по тебе так соскучилась, хороший мой.
Рома сейчас испытывал то, на что еще несколько часов назад не мог даже надеяться: острое, безграничное, почти ранящее счастье. Но была в нем яркая неизбывная новизна, ощущение всепоглощающего единения. Пусть им предстоит впереди еще один нелегкий разговор, это будет потом, после, и уже ничего не изменит. Его истерзанное, уставшее, сердце, не верящее в возможность взаимности, обрело покой в тот самый момент, когда все казалось потерянным. Но важнее было другое: Полина поверила ему и голосу своей души, поверила вопреки.