- Егор Владимирович, только моя жена не должна знать никаких подробностей. Довольно того, что ей пришлось сегодня пережить и снова по моей вине, - почти умоляюще попросил Роман.
- Я не собираюсь ничего обсуждать с Полиной Андреевной, - твердо объявил доктор, - а вам хочу сказать одну вещь: вы можете наплевать на себя и собственное здоровье, я говорю, разумеется, не о нападении, а о том, что вы в течении двух дней не принимали препараты. Но, черт возьми, вы не имеете права так поступать с семьей. Конечно, это не мое дело и я придерживаюсь принципов невмешательства в семейные дела своих пациентов. Но я видел глаза вашей жены, когда вы находились без сознания, я вас уверяю: мне редко доводилось наблюдать подобную боль. Подумайте о ней, прошу вас.
Эти слова продолжали звучать в голове Ромы, когда Паладин вез его домой. Егор Владимирович попал точно в цель. Он не привык думать о Полине. Именно думать. Он ее любил, желал и жизни без нее не мог представить, но не думал о ней, не привык нести за семью ответственность. Вот и сегодня, более недостойного поведения сложно представить. Мало того, что уклонился от разговора, так потом еще и сбежал, оставив жену одну на произвол Одинцовой.
Конечно, молодой человек не мог полагать, что Димы при этом ужасном разговоре не будет. А вот от Милы, которой отсутствие Луганского развязало руки, следовало ожидать любой подлости. И все же почему она поступила столь жестоко и странно? Ведь их отношения изначально носили лишь временный характер и Одинцова сама взяла с него слово - о них молчать. Так какая муха ее укусила сейчас?
Серж бросил на Рябинина быстрый внимательный взгляд:
- Злишься из-за поступка Милы? - бесстрастно поинтересовался партнер.
- Я не злюсь. Просто не знаю: как теперь быть, - устало качнул головой Роман.
- Извини, я не могу повлиять на решение их ведомства, - с сожалением констатировал Серж, - прислав ее, нам оказали медвежью услугу.
- Этот выбор сродни катастрофе, причем, как мне кажется, кем-то спланированной. Дима сказал, что она просто в бешенстве, так жаждет нас уничтожить, - Рябинин задумчиво смотрел на струящуюся впереди ленту дороги.
- Скорее всего все дело в акте, - помолчав, констатитровал Савицкий, - ее заключение могут признать ошибочным, она боится потерять место. Ты же знаешь ее трепетное отношение к работе.
- Да будь оно проклято, это ее трепетное отношение! Именно из-за него мне пришлось, - Рома замолчал, оборвав себя на полуслове, – нет слов, чтобы объяснить мой поступок Полине. Если я скажу: какие у меня были настоящие мотивы, все станет еще хуже. Пусть уж лучше так.
- Уверен? – в голосе Савицкого скользнуло сомнение, - узнав правду, Полина не станет ревновать.
- Правильно, - с горечью согласился Рома, - она просто будет меня презирать.
- Ты не прав, - лаконично возразил Серж,- в той ситуации у тебя не было особого выбора.
- Зато он у меня точно был, когда я, как последний идиот, ввязался в дела с Феликсом, - мрачно откликнулся Рябинин.
- Кстати о Феликсе, – задумчиво начал Паладин, – сегодня у меня была встреча с информатором и, судя по всему, его можно исключить из списка подозреваемых.
- Тогда кто у нас остается? – Рябинин старался, чтобы голос звучал спокойно, но последние события выбили его из равновесия.
Нападения на набережной он не ожидал и не был к нему готов, хотя как вообще можно подготовиться к таким вещам.
- Полдюжины твоих бывших дружков, если конечно среди этих любителей выпивки и карт найдется такой усердный, а главное неглупый игрок, - не слишком уверенно предположил Сергей.
- Игрок? – удивленно повторил Рома, ощутив как по спине пробежал неприятный холодок.
- Да, он играет с тобой, а может быть и со всеми нами. Меня это раздражает, – Серж плотнее сжал руль, – я не могу его вычислить, не могу предугадать следующий ход. В твоем окружении такого человека нет, но он должен быть, должен быть достаточно близко или же рядом его подельник.