-И где же тыл был, когда мы с сыном день и ночь ждали тебя? –тоже теряя голос, спросила Полина.
-В тюрьме, – отводя взгляд, отозвался Рябинин.
Глаза Полины широко распахнулись, Рома не мог заставить себя посмотреть ей в лицо и не видел: как из расширенных зрачков медленно схлынула давняя обида.
-Я сделал идиотскую ошибку и именно тогда вляпался во всю эту историю. Мне помог Серж, но недостаточно быстро, чтобы ….
Полина подалась вперед, возвращая мужу свои объятья.
-Боже мой, –шептала девушка, где-то возле бившейся у него на горле жилки, – почему ты мне не сказал, почему позволил думать: что тебе все равно. Ты должен был мне сказать, а не слушать, молча, мои упреки. Как вспомню, что я тебе говорила… как я тебя с тобой вела после этого...
-Я заслужил все, что ты мне говорила, – вдыхая запах ее волос, отозвался Рябинин, – его руки ласково гладили девушку по спине, снимая долгое напряжение.
-Нет, не заслужил, – упрямо возразила Полина,- я не понимала, что происходит, -тихо продолжала она, - эти люди, приходящие к нам в дом, вместо того, чтобы поддержать тебя, я вела себя как враг… Это я виновата в той аварии… Если бы мы не ссорились, если бы я не устроила истерику, ты бы не уехал.
-Нет, – Рома взял ее лицо в свои руки, – ни в чем ты не виновата, а эта авария... я ей благодарен… она вернула мне жизнь, в полном смысле этого слова, жизнь, вместо медленной мучительной агонии.
Полина, очарованная пронзительной искренностью его взгляда, медленно прильнула к губам мужа, с поразительной робостью. Но его моментальный отклик отозвался где-то внутри, чувственной огненной волной, приоткрывшиеся губы приветствовали нежное вторжение. И почему-то вспомнился тот самый первый настоящий поцелуй, буквально вырванный у нее, в пылу ужасной ссоры, яростный и собственнический. "Я никогда с тобой не разведусь, ты меня поняла? Ты останешься моей женой сейчас и всегда, ты будешь мне женой, не так, как все эти годы, а как должно было быть с самого начала",- так он сказал ей тогда и сдержал слово.
-О чем ты думаешь? – неохотно оторвавшись от ее губ, испытующе спросил Рома.
Полина улыбнулась теплой манящей улыбкой, в которой вдруг проскользнуло что-то от наивной девочки, в голубом сарафане, впервые увидевшей своего жениха. Вот уж до боли смешно: он, привыкший легко разгадывать такие взгляды, не увидел в нем восхищения и надежды на счастливую жизнь.
-О том, как ты меня поцеловал в ту ночь?
-Ну, да, примерно, как медведь которого разбудили зимой, приятного несомненно мало, – попытался пошутить Рябинин.
-Нет, как мужчина, который безумно меня хотел, я поняла, что тебе не безразлична.
Рома посмотрел на жену со странной смесью удивления и радости.
-Думаю, это не совсем то, что я в тот момент испытывал, –отозвался он, – не безразлична, это определенно неподходящее выражение.
-А какое подходящее? – Полина затаила дыхание.
-Дикое отчаянье от того, что моя самая любимая и желанная женщина не отвечает мне взаимностью и хочет со мной развестись. Когда ты сказала, что уходишь, я потерял над собой контроль. Мне была настолько невыносима эта мысль, что я повел себя, словно дикарь.
Рома не сказал лишь того, что выскочив в тот вечер из дома и садясь в машину, он совершенно не держался за жизнь, потому что сказанное Полиной - было хуже смерти.
-Эта женщина любит тебя, также сильно, как и ты ее, – Полина обвила его руками за шею, – впервые, я призналась себе в этом в больнице, когда звала тебя, и ты слышал мой голос.
-Почему ты так думаешь? – вздрогнув, спросил Рома, он будто вновь испытал ту боль, беспомощность и одиночество.
-Потому что я это точно знаю, родной. Не знаю только: насколько тебе в тот момент этого хотелось.
-Ты права, любимая, я тебя слышал и не могу сказать, что ясно осознавал: почему ты это делаешь, но мне было все равно, если я стал тебе нужен.
-Я тебя люблю. Я люблю только тебя одного, в моем сердце нет места другому мужчине, исключая нашего сына. Ты был нужен мне всегда и нужен сейчас, любимый, прошу тебя, –их губы остановились в шаге от прикосновения.
-Все, что захочешь, – сбиваясь с дыхания, отозвался Рома.
-Тебя, всего и навсегда, – в ее взгляде сейчас стыла трогательная беззащитность, и в то же время на самом дне прозрачной голубизны таился вопрос, тот самый вопрос, на который новобрачные отвечают, создавая семью. Сейчас ей нужен был свободный и окончательный ответ.
-Но я твой, милая моя, – с затаенной лаской произнес Рябинин, – целиком и полностью твой, и ты можешь делать с этим все, что захочешь.