-Дочка, прости, – глухим голосом выговорил мужчина, – у Романа была остановка сердца, но потом... что-то случилось, никто толком не понял: что именно и … мы не успели тебе сообщить.
Не успели... не важно, быть может ей удастся успеть, быть может.... Мысли разбегались и путались в нестройном унылом хороводе, заставляя виски снова и снова сжиматься от давящей боли. Что-то нужно успеть предпринять, вот только что именно.... Впрочем, самым главным теперь оставалось время, время, которое они так преступно теряли.
-Я пойду к нему, – помолчав, отозвалась Полина и, отвернувшись от стоящих рядом людей, двинулась к дверям реанимации.
-Поздно у тебя появилось это желание, – язвительно вскинулась вслед свекровь, – ты не находишь? Тебя все равно не пустят туда!
С досадой остановившись, Рябинина тяжело вздохнула, собирая по капле остатки терпения и такта, заслоненные подступившей обидой. Каштановые кудри взметнулись и снова легли на плечи в хаотическом беспорядке, когда девушка обернулась на очередной прозвучавший укор, напомнив себе, что нужно сдержать клокотавшую в груди бурю.
-Я его жена, – по слогам произнесла молодая женщина, – вы меня слышите, его жена.
-Лиза, Поля, Бога ради, перестаньте! – вмешался отец, до боли знакомые интонации сейчас слышались хрипло и надломленно. – Дочка, тебе нужно как можно скорее побеседовать с доктором, его кабинет прямо по коридору, первая дверь направо.
-Для чего, Андрей? Чтобы подписать так необходимые им бумаги? Ей не нужно туда ходить! – голос Елизаветы сорвался практически на крик.
Неосознанно удивившись такому всплеску, Полина лишь согласно кивнула Андрею Васильевичу и поспешно направилась в сторону ординаторской.
-Почему ты ей позволяешь? – обернувшись к Андрею, женщина пронзила его испуганным взглядом, - ты же знаешь, какое она примет решение? Мой сын ей не нужен и никогда не был нужен! Почему ты ничего не предпринимаешь? Ты же дал слово, ты дал Толе слово?!
-Лиз, прошу тебя, успокойся, – устало выдохнул ее собеседник, - ты неверно судишь о вещах, в которых сейчас мало что смыслишь, и, разумеется, я помню свое обещание Анатолию. Только это теперь совершенно не при чем.
Пристально глядя на сидящего перед ней человека в белом халате, Полина силилась осознать: о чем он так долго и виновато говорит, и почему нельзя прямо сейчас отправиться к мужу, а после решить все формальности, связанные с его лечением. Именно это казалось ей самым нужным и жизненно необходимым. Но Берестов неумолимо стоял на своем, твердя о каких-то до крайности важных бумагах, которые по его мнению было бы лучше подписать и как можно скорее.
-Я вас не понимаю, – обреченно выдохнула Полина, – Егор…
-Владимирович, - мягко подсказал высокий сероглазый мужчина, очевидно заподозрив в ней скрытую неврастеничку, – послушайте меня еще раз, Полина Андреевна. Я понимаю, что такие решения принимать тяжело, но, к сожалению, сделать это предстоит именно вам, вам и никому другому! Вы - жена, и вы должны понимать, что состояние вашего мужа уже сложно оценить даже как критическое. Он находится в состоянии комы почти неделю, примерно сорок минут назад была остановка сердца. Его мозг не функционирует в полной мере, а это всегда имеет необратимые последствия.
Егор Владимирович настороженно замолчал и продолжил еще более тихим тоном, будто бы уговаривая капризного маленького ребенка - согласиться на утренний завтрак с ненавистной ему овсянкой. Впрочем, почему вдруг овсянкой.... Что за дикая мысль....
–Я ни в чем вас не убеждаю, но вы должны понимать риски, после такой травмы полное восстановление равносильно чуду. Ваш муж не сможет ничего, понимаете, абсолютно ничего, даже если очнется когда-нибудь. Не говорить, не ходить, не даже просто двигаться. Он живет лишь усилиями специальной техники и препаратов. А самостоятельно, без них, существовать не сможет.