Полина заставила себя проглотить комок, подступивший к горлу, и, медленно подойдя к кровати, присела рядом, на самый краешек придвинутого к ней стула. Подняв глаза, молодая женщина взглянула на мужа, даже в эту минуту, будучи бледным, с заострившимися чертами лица, с черными кругами под ободком плотно сжатых ресниц, он оставался волнующе красивым. Эта мысль поразила девушку своей неуместностью, человек умирает, а она любуется его красотой, ненужной ей красотой. Стараясь не смотреть на многочисленные синяки, царапины и ссадины, рассыпанные в хаотичном беспорядке по телу молодого человека, Рябинина сфокусировала свой взгляд только на лице.
Ее душу парализовывал страх, почему она ничего не чувствует? Хотелось заплакать, закричать, забиться в истерике, но не было слез, не было слов и никаких ощущений вообще не было. "Я чудовище, – отстраненно мелькнула коварная мысль, – должно быть, абсолютное чудовище".
Пересилив себя, молодая женщина протянула ладонь и дотронулась до руки Романа. Рука была теплой и такой странно знакомой, хоть они никогда не ходили держась за руки, как счастливые супруги. Вся их совместная жизнь была чередой боли, ссор, одиночества.
Одиночество, вот чем еще пахло в этой палате, одиночеством и отчаянием. Крепче стиснув похолодевшими пальцами широкую теплую ладонь, Поля пыталась сморгнуть набежавшие соленые капли. Там, где-то очень глубоко внутри, вспыхнула искра сострадания, разрастаясь подобно волне цунами, она заполнила собой все ее существо за считанные секунды. Вместе с ней пришло что-то еще, от чего Полина хотела и не могла отмахнуться. Из груди вырвался судорожный вздох, она уже ничего не видела из-за пелены слез застилающей глаза, эмоции, покинувшие было измученную душу, вернулись разом, разразившись ураганом, сметавшим все на своем пути.
И страшная черная пустота, с которой она жила долгих семь лет, отступила. Яркие вспышки воспоминаний озаряли ее воспаленное сознание одна за другой. Мрак исчезал, капитулировал перед чем-то новым и всесокрушающим, чему не имелось названия. Это что-то ворвалось в ее мир так внезапно и торжествующе, словно гимн самой жизни.
Непонятная прочная близость вдруг связала ее с человеком, который всегда был для нее просто чужаком, проблемой, отчаяньем. Молодая женщина ухватилась за это новое чувство, как утопающий за соломинку. Ей было все равно что это - жалость, угрызение совести, самопожертвование. Сердце сильнее заколотилось в груди, подсказывая ответ на измучивший душу вопрос, но Полина не хотела ничего выяснять сейчас. «Не время», – прозвучало в ушах так ясно, будто кто-то произнес ее мысль вслух. Она тихонько склонилась к мужу и непослушно застывшими губами произнесла:
-Ты сказал, что хочешь сделать меня по-настоящему своей женой. Сказал, что хочешь быть лишь со мной. Так останься, останься сейчас и навсегда. Я говорю тебе да, слышишь меня? Говорю да, ни как в день нашей свадьбы - по необходимости. А потому, что я так хочу. Я хочу этого, как никогда еще ничего не хотела, ты не можешь меня не слышать, не можешь.
По случайности или роковому совпадению, но мгновенье спустя линия кардиомонитора дрогнула, и машина пронзительно запищала. Не на шутку перепугавшись, Поля бросилась к неплотно затворенным дверям. Словно в тумане она позволила вбежавшим в палату врачам вывести себя в коридор и теперь стояла рядом с родными, невидящим взглядом уставившись на разделявшее их с Ромой стекло, за которым сейчас решалась ее судьба.
К счастью, через каких-нибудь двадцать минут Егор Владимирович вышел к ним сам и, бросив на Полю еще один загадочный взгляд, негромко сказал:
-Не волнуйтесь, все в порядке, если можно так выразиться, небольшой сбой аппаратуры.
-Мой сын, как он? – напряженно уточнила Елизавета Георгиевна.
-Без изменений, – медленно ответил ей Берестов и, чуть поколебавшись, добавил, – пока.
Облегченно вздохнув, Полина перевела взгляд с усталого лица доктора в сторону и почти явственно побледнела.
-Полина, с вами все в порядке? – мгновенно заволновался Егор.
-Дочка, присядь, – присоединился к нему отец, – ты белая как стена.
К сожалению, уже ничего не возможно было предпринять, дабы помешать очередной неприятности вторгнуться в их рухнувший мир, ибо расстроенный взор свекрови обратился к "предмету" внезапного волнения своей невестки и мгновенно занялся гневными искрами.