Забота
СТИХИ
ИРИНА
МОРОЗОВА
БУРЯ
Дай опомниться,
передохну́ть,
дай остановиться,
оглянуться…
Так отчаянно
деревья гнутся,
разве можно
так
деревья гнуть!
Чудится смещение колец —
как смещение
времен в природе,
невозможно
при такой погоде
отыскать
начало и конец.
В новом измерении
живу —
миг прошел,
а может быть — эпоха.
Так мне хорошо,
что даже плохо…
Неужели это наяву?
Вижу солнца
ясные черты
сквозь завесу
голубого дыма,
а земля плывет
неудержимо
вон — из чаши
вечной мерзлоты.
После пусто будет
и спокойно,
можно будет
очень долго жить.
…Каплей солнца
на иголке хвойной
капля счастья
в памяти дрожит.
* * *
Я за границей не бывала,
Успеть узнать бы
дивный наш
Край,
где бездонные провалы
Озер
и чудо речек малых —
Ненарисованный пейзаж.
Земля российская, родная
Зовет
и знает наперед:
Лишь здесь люблю я
и страдаю,
Смиряю гордость
и взлетаю,
Когда душа моя поет.
Поверьте мне:
в лесах заволжских,
Где и дорог-то путных нет, —
Свои законы и таможни,
И что ни встречный — то художник,
Что ни прохожий — то поэт.
ЛЕТО В ЯКУТИИ
Здесь одуванчики еще не расцвели
И стелется шиповник, как черника,
А красота проснувшейся земли,
Как и у нас в России, многолика.
Прошла гроза, умытая трава
Опять встает на тоненькие ноги,
И выясняют степени родства
Стрекозы — голубые недотроги.
Звени, кукушка, сполохи надежд
Твои колокола во мне разбудят.
Быть может, здесь тот главный мой рубеж,
Откуда жизнь совсем другою будет.
И нет печали, если есть земля,
Тоскующая по твоей заботе.
Вы ездили в далекие края?
Тогда, конечно, вы меня поймете.
ВЕТЕРАНАМ ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ
Прошли года.
И вы уже не те.
Но руки помнят тяжесть автомата,
а сердце —
все победы и утраты,
и смерть и подвиг —
на одной черте.
Война закончилась
зеленым маем,
и жизнь —
как бесконечная весна.
Но страшно вам,
что мы не понимаем,
какая миру этому
цена.
Пронизан город
музыкой и светом,
так чем же ваш
обеспокоен взгляд?
Ведь вы мечтали
именно об этом
на фронте,
сорок лет тому назад.
Глаза испытывают и тревожат,
вы думаете
под военный марш:
«Такой — не выдержит,
а этот — сможет,
и этот парень —
сразу видно — наш».
…А лайнеры
летят под небесами,
так высоко,
что даже звука нет,
и площадь вся —
взволнованное знамя,
в котором главный —
это красный цвет.
ВОЛОГДА
Колокольня собора Софийского,
Серебристые купола…
В прошлом веке отчаянно, истово
Я бы здесь молиться могла.
Я просила бы мужу радости
От работы — не от вина,
Детям — разума, саду — сладости,
Счастья светлого всем сполна.
…Триста пять ступенек отмерено.
Что сюда меня завлекло?
С колокольни гляжу растерянно —
Небо тучами заросло.
Можно тронуть рукою — низкое
И холодное наверняка.
Колокольня собора Софийского
Задевает за облака.
Кто возвысил ее до облака —
Это промысел лишь его:
Детям разум дать, сладость яблоку,
Мир для времени моего.
* * *
Так было тепло
в середине апреля,
что птицы уже
колыбельные пели,
цвела медуница,
курчавился хмель —
такой был стремительный
этот апрель.
Шел дождик.
и гром грохотал за кулисой,
была я принцессой,
была я актрисой,
была со вселенной
наедине,
все главные роли
доверили мне.
Мои режиссеры
в родительском пыле
чего-то жалели,
чему-то учили,
как будто боялись —
не хватит ума,
как будто не знали,
что справлюсь сама.
Так было тепло,
что черемухи веер
не холод,
а только прохладу навеял,
прохладу,
которая так хороша,
когда полыхает
любовью душа.
А ты,
о котором еще ни полслова,
рассвета начало
и света основа,
среди неизбежных
разлук и потерь,
скажи мне,
ты помнишь ли
этот апрель?