-- Помню я вас, помню. Вы мне приносили паспортный лист девицы Рэйт.
-- Так и есть, господин-мэтр Барди. Так и есть…
-- Та-а-а-к… Сюда подойдите, девица Рэйт.
Я подошла к массивному письменному столу, и законник, развернув толстый лист, начал читать вслух, подозрительно всматриваясь в меня и сравнивая: «Девица Элли Рэйт… урожденная седьмого числа месяца дженуария, года тысяча семьсот двадцатого от Рождества Христова, крещенная в храме… Та-а-а-к… это можно пропустить, -- пробормотал он. -- Кожу имеет светлую, глаза карие, нос прямой, волос темный. Из особых примет – родинка за левым ухом…».
В кабинете наступила паузы, а я испуганно таращилась на мэтра, не слишком понимая, почему он уставился на меня.
-- Родинку предъявите, девица Рэйт, – скучным голосом сказал законник.
Лута толкнула меня в плечо, и я наконец-то начала соображать. Нагнулась к нему поближе и позволила заглянуть себе за ухо.
-- На месте родинка… И свидетели подтверждают… – он по очереди вопросительно глянул на старосту, мнущего в руках свою нелепую суконную шапку, и на кивающую, как китайский болванчик, Луту. – Что ж, любезные, подождите за дверью, я велю писцу оформить документы.
-- Так точно и есть, господин-мэтр законник, – почтительно закивал Кловис. – Энтот самый тугумент нам и надобен.
– Ступайте.
Мы вышли на крыльцо, ожидая, пока нас позовут назад. В это время к дому, неуверенно оглядываясь, подошли двое молодых мужчин, придерживающих под локотки старуху. Однако Кловис так важно раскорячился на крыльце, явно не желая пропустить чужаков, что те робко остановились у первой ступеньки и также молча, как и мы, принялись ждать.
Глава 10
Ждать пришлось около получаса. Я даже успела слегка замерзнуть. Мужчины со своей бабулькой всё так же топтались, не рискуя скандалить с напыжившимся Кловисом. Наконец нас позвали в кабинет законника, староста снова содрал с немытой головы шапку и, часто кланяясь, заговорил:
-- От благодарствие вам, мэтр-господин законник! От спасибочки вам, от всей души: пожалели сироту убогую! Оно ж, значится, ни отца, ни матери… а я по доброте присматриваю…
Я заметила, как при этих словах мэтр Барди слегка поморщился и, прервав речь старосты легким движением руки, приказал:
-- Девица Рэйт, сюда подойдите.
Я протиснулась между застывшими Кловисом и Лутой, и законник протянул мне лист, с подозрением уточнив:
-- Зачитать надо?
-- Я буду благодарна, мэтр Барди, если вы прочитаете сами.
Все же моя речь была заметно грамотнее, чем у Кловиса и Луты. Законник посмотрел на меня с некоторым интересом, но потом молча кивнул и развернул плотный лист. Бумаг оказалось две. Поменьше размером, заменяющая паспорт, та самая, где стояла моя дата рождения и перечислялись приметы. И вторая, гораздо большего размера, которая давал мне право «…беспрепятственно пользоваться наследством, долгами не обремененным…».
-- Все поняли, девица Рэйт?
Я кивнула и протянула руку одновременно с Кловисом. Неожиданно староста сильно толкнул меня в бок, и я была вынуждена отступить на пару шагов от стола законника. Однако в руки Кловису «тугумент» так и не попал. Негромко хлопнув ладонью по столу, мэтр Барди строго заявил:
-- Руки уберите, любезный! Девица совершеннолетняя, и документы я передам ей.
Кловис на мгновение смешался и, отдернув руку, забормотал:
-- Дак оно ить как получается, господин мэтр… она моя как бы невестка, а я как бы старшой… Зачем бы, это самое, бабе важные тугументы в руки-то давать? А ну как утеряет раззява? Я бы уж поберег бы их сам, без бабов! Так оно, значицца, надежнее, кажется.
-- Вы, любезный, на брак никаких документов не предоставили. А посему эти бумаги предназначены девице Рэйт.
-- Так как же?.. как же так-то?! Какие же такие тугументы я могу представить, ежли мы обо всем с ейной мамкой сговорились? Как Бог свят, – выпучив глаза, перекрестился староста. – О приданом и об всем прочем сговорились уже, вот как бох свят!
-- На такой случай, любезный, у вас должно быть разрешение от церкви. Вот как предоставите мне пасторское благословение, так я и передам паспорт девицы в руки жениху её. А пока… – законник еле заметно мотнул головой, и сдувшийся Кловис, шумно дыша, шагнул сторону, пропуская меня к столу, к вожделенным «тугументам».