Вижу, он в полной мере не оценил мою находчивость.
Стоит предо мной, как истукан, потерявший связь с реальностью. И тут вдруг он резко хватается за горло всей своей пятерней, начинает с усилием прочищать глотку.
— Что-то мне нехорошо. Дышать нечем... горло опухло, — молвит он между хрипами.
Ну наконец-то! А то я думала, у него выработался иммунитет к моим "секретным" духам, на которые у него аллергия.
Помнится, не сразу я поняла причину его удушья. А как дошло, так сразу запрятала флакон подальше. А Матвею я не рассказала. Неудобно было, ведь эти духи он сам же мне и подарил... А со временем как-то забылось об источнике аллергена.
Но я и не предполагала, что когда-нибудь еще воспользуюсь ими.
И вот их час пробил!
— Дорогой, что с тобой? Принести воды? Жди, я мигом, — подрываюсь с места, как ошпаренная, разыгрывая ужас и панику.
— Не надо, — каркает он, выставляя руку в мою сторону, снова прочищает горло. — Просто нужно подышать свежим воздухом. Я пойду к себе в кабинет.
— Ты уверен? А то может, в "скорую" позвонить.
— Нет, это пройдет скоро. Открою там окно и еще немного поработаю.
— Как скажешь, только долго не засиживайся, — с беспокойством провожаю его до порога, усмиряя внутреннее злорадство.
Матвей прокашливается в кулак, чмокает меня в лоб и, пожелав мне спокойной ночи, отправляется в свой кабинет.
Там он проводит всю ночь. Наводит на такую мысль, потому что поутру я обнаруживаю его половину постели нетронутой.
А вот вторая промелькнувшая в голове мысль заставляет мои волосы на голове зашевелиться.
Неужели подох от анафилактического шока?
— Матвей? — зову его настороженно, заглядывая в пустующий кабинет.
Следом я спускаюсь на первый этаж, ощущая, как растет во мне гнетущее чувство вины.
Однако все оказывается куда проще. Я с облегчение выдыхаю, как только нахожу на кухонном столе записку, написанную корявым почерком:
"Отец вызвал на работу пораньше. Какие-то проблемы. Домой вернусь поздно. Созвонимся еще. Целую".
— Доброе утро, Катюша, — пугает меня знакомый женский голос, доносящийся из-за спины.
Подпрыгнув в воздух, я резко оборачиваюсь и едва ли не заваливаюсь на нашу домработницу.
— О-о-о, Дарья Алексеевна, здравствуйте, — улыбаюсь милой женщине с добрыми голубыми глазами и короткой прической цвета спелой вишни.
Она работает у нас без малого два с половиной года. Из всех домработниц, что Матвей нанимал, эта женщина — самая лучшая. Она не только вкусно готовит, но и совет дельный может дать, если к ней обратиться.
— Я вас чем-то напугала? — обеспокоенно выдает она, заглядывая в мое лицо.
Жму плечами неопределенно.
— Просто вы настолько бесшумно передвигаетесь... Я до сих пор не могу привыкнуть.
— Это моя работа — быть невидимкой.
— Перестаньте. В этом доме вы не обязаны быть невидимкой. Я всегда вам рада.
Женщина учтиво кивает и заглядывает за мою спину. На стол, где стоят нетронутые пакеты из супермаркета, которые ни я, ни Матвей не додумались вчера разобрать.
Я запамятовала. Вчера весь вечер я усмиряла свою злость, возникшую из-за контроля муженька. Мне было не до продуктов.
А вот Матвей... На него в принципе рассчитывать было бессмысленно. Он у нас по жизни инвалид, не приспособленный к быту и порядку в доме.
Даже как-то неудобно перед Дарьей Алексеевной.
— Чем сегодня вас порадовать? — спрашивает она, проходя к раковине и споласкивая руки, прежде чем провести распаковку пакетов.
— Приготовьте то, к чему ваша душа лежит, — отвечаю без раздумий. — Я полностью доверяю вашему вкусу. Уверена, будет как всегда — пальчики оближешь, — говорю я без капли лести, на что у женщины вспыхивают пухлые щечки.
— В таком случае я постараюсь вас удивить, — отвечает она, сверившись с имеющимися продуктами.
Шаркнув ножкой, я отодвигаюсь в сторону.
— Кухня в вашем распоряжении, Дарья Алексеевна. А я пойду собираться. У меня сегодня дебют — мой первый в жизни поход в психотерапевту.
На лицо женщины ложится тень озадаченности, а в глазах застывает немой знак вопроса. Тем не менее она не отваживается озвучить его, а я не решаюсь пролить свет на патовую ситуацию, сложившуюся в нашей семье.
Вскоре я приезжаю в клинику. Некоторое время мне приходится сидеть в зале ожидания и считать метафорических мух.
А безделье сказывается на нервах. Отчего-то я тревожусь. Неизвестность всегда меня пугала до трясучки.