Кожа моих лица и шеи вдруг начинает безбожно гореть. То ли от духоты в помещении, то ли от сгущающегося напряжения, витающего в воздухе. Трескучего и искрящегося.
— Скажите еще, что влюбились, — прыскаю я со смеху.
А у Дамира ни один мускул не дрогнул на лице. Он не выразил ни малейшего удивления смелому предположению, которое я озвучила не подумав совсем.
Тотальная невозмутимость.
— Я уже не в том возрасте, чтобы влюбляться в девушку с первого взгляда. Тут нечто другое.
Стоп!
Не желаю знать, что кроется под этим "другое"! Сейчас это абсолютно не важно!
— Так... на чем мы там остановились? — сконфуженно возвращаюсь к сути разговора, хоть и не просто дается. — Вы... кажется, вы говорили, что начали копать под Матвея. И что в итоге?
Я выжидательно смотрю на Дамира, затаив дыхание. А он будто бы назло выдерживает паузу, в тугой узел перевязывая нервы, с недавних пор ставшие ни к черту.
— А в итоге чем глубже я погружался в его прошлое, тем все больше приходил к понимаю, что рядом с таким человеком тебе не место, — голос его холодный, даже суровый. — У твоего мужа столько скелетов в шкафу, что тебе и не снилось.
— С этого места подробней, пожалуйста.
Дамир достает из кармана пиджака свой телефон. Парочка манипуляций — и он разворачивает его экраном ко мне. А на нем я наблюдаю то, во что просто отказываюсь верить...
Не может этого быть!
Глава 13
Мои глаза не могут врать. Я четко вижу перед собой свидетельство о браке. Но сердце требует обоснованных подтверждений.
— Ч-что это? — спрашиваю вполголоса.
— Матвей уже был женат. Четыре года назад, — объясняет Дамир непринужденно.
Мне требуется немалое время, чтобы переварить сказанное.
А как только до меня доходит, глаза мои на лоб лезут.
Я в шоке.
Внезапно Дамир встает из-за стола и доходит до столика, где стоит графин с водой. Наполнив бокал, он возвращается в кресло и протягивает воду мне.
— Вижу, для тебя это новость.
— Д-да. Впервые слышу об этом, — говорю я неслышно, голос совсем пропал из-за образовавшегося кома гигантских размеров.
Я смачиваю горло крупным глотком, и становится легче... всего лишь на миг.
— Их брак и года не продлился. Что самое интересное — его жена по сей день числится без вести пропавшей. Никаких следов. Но что еще более странное — ее так и не объявили погибшей. Она словно растворилась в воздухе, и о ее существовании благополучно забыли. Стоит только догадываться, что на самом деле произошло с этой бедной девушкой.
Я вздрагиваю, предположив, что с ней могло произойти нечто ужасное.
Просто так ведь люди не исчезают!
А вообще я всего могла ожидать от Матвея, но чтоб такое... Никогда. Никогда он не рассказывал мне о том, что был женат до меня.
Он не любитель заводить разговоры о бывших. Всегда ловко уходил от ответа или отвечал обтекаемо, когда я проявляла повышенный интерес к его прошлой жизни.
Так однажды мне стало просто плевать. Он не лез в мое прошлое, и я тоже. Забила. Что было, то прошло...
Но брак — это уже не шутки. О таком принято предупреждать, особенно если в паспорте нет никаких штампов.
— Но... как вы вышли на нее? — спрашиваю я, все еще не отойдя от шока.
— Не сказал бы, что мне легко далось раздобыть эти сведения. Полагаю, Антон Павлович со своими связями хорошенько постарался замести все следы, потому что Лукьяновым удалось избежать огласки. Но кто ищет — тот всегда найдет. И это еще не все.
Следом Дамир смахивает по экрану телефона влево и снова подносит к моему лицу.
А мне страшно смотреть. До того, что хочется зажмурить глаза и забиться в угол. Укрыться от правды. От всего мира.
Была бы я маленькой девочкой, так и сделала бы.
К счастью, я не маленькая и далеко не девочка. Я обманутая женщина, которая ищет правду. Какой бы горькой она ни была.
Я фокусирую мутноватый взгляд на экране. На изображении ребенка. Совсем крохотного. И такого очаровательного, что улыбка непроизвольно расползается на моих губах и на глаза наворачиваются слезы.
Только дети способны вызвать у меня слезы. Не важно слезы счастья это или отчаяния.
Боже, какое чудо. Сладкий комочек.
Но стоит мне осознать, для чего Дамир показал мне снимок младенца, как улыбка моя увядает. Уголки рта ползут вниз.
— Только не говорите, что это... — с опаской произношу, а закончить мысль не могу.
Больно. И боль знакомая. Самая сильная из всех прочих.