Июнь, 2000
* * *
ПЯТНО
(из цикла «Уборочная»)
Поверьте, я очень старался,
Я вылизал всё, до пылинки,
Я даже пылинку вымыл,
Чего не делал никто.
Когда явился хозяин,
(он пришёл принимать работу)
Протирал я промежность двум сукам,
Холёным стражам его.
Они стоят в кабинетах, -
Дог, с телёнка размером,
Блестящий, с отливом загара,
И борзая, поменьше, в углу.
Стоят, пугают клиентов.
Не сразу поймёшь, что из бронзы.
Такая причуда у босса, -
Держать железных собак…
Хозяин прошелся по залам,
Придирчиво всё одобрил.
И вдруг вскричал, возмущённый, -
А это что за пятно?
Он не любит, чтоб дважды,
А тут повторил и трижды:
Велел взять скребок и швабру
И снова врубить пылесос.
И скрёб я, и соплом вгрызался,
Царапал и ногтем, и пальцем,
Но белое так и осталось
На тёмно-красном ковре.
Хозяин впал в раздраженье,
Велел мне прочь убираться,
И я ушёл, размышляя, -
Неужели даст мне расчёт?
Но как объяснить тупице,
Что даже ему, самодуру,
Не подвластен солнечный зайчик,
Не подвластен! И всё!
И всё!
3.10.2000
* * *
ПАМЯТЬ О ПЕСНЕ
Не я, а мною запрягали
Семейный радостный возок,
И дружно все в него сигали,
Кто мог идти, и кто не мог.
Был неумел, но строг возница,
И в гору гнал, и под уклон,
Когда же вырубался он,
То часто я, един в двух лицах,
Бывал и конь, и коногон.
Я был и гладкий, и шелковый,
Но даль тоской изъязвлена,
И сбиты в кровь мои подковы,
И стёрты холка и спина.
Эх, разогнаться б в три аллюра,
Да в три креста, да в стенку – хрясь!
Да так, чтоб затрещала шкура,
И связь времён оборвалась…
И пусть сочится сукровица,
Да распадается душа…
Со мной с последнею зарницей.
Придут проститься кореша.
Покроют круп коня попоной.
И вслед споют за упокой,
Как молодого коногона
Везут с разбитой головой.
1999
ВЕНЕРА-2000, ИЗРАИЛЬ
Вышла из бассейна. Прямо на бикини
Натянула форму. Скромный, отвернись! -
Пятна полушарий на груди богини,
Пятна полнолуний -
Словно лепки фриз.
А за миг до мига, гибко и степенно
Из воды всходила, ослепив рассвет…
Говорят, так было, где морская пена,
Дерзкое сравненье? Но другого нет!
Не волной играя, галька шелестела,
И не ветер с моря подавил свой вздох, -
То братва глядела вслед остолбенело.
И я тоже, грешный, не смотреть не мог.
Нет, не уступала той, другой Венере
Ни лицом, ни жаром бёдерных излук.
Только той, безрукой, можно в полной мере
Было быть, а этой… – ей нельзя без рук.
Мало ли какие у красоток цацки…
Этой нужны руки, чтобы всё впопад:
Брать одной рукою - вещьмешок солдатский,
А другой рукою – УЗИ, автомат!
Ноябрь, 2000
* * *
ЕСЛИ Б…
Бог сердце мне дал, но единого мало:
Одно, без подмены, тягло.
Оно и любило, оно и страдало,
Писало судьбу, что мне жизнь диктовала,
Без черновиков, набело…
Ах, если б имел я три сердца-кресала,
Считал бы, что мне повезло:
Одно бы любило, другое – страдало,
А третье бы просто жило.
Ноябрь, 2000
* * *
ВЕСНА
Не очень веря в тишину,
Граница шума сторонится,
Но окулярами бойницы
Она приветствует весну.
Здесь всесезонный мин посев,
И блокпостов стальные трисы,
И на нейтральной полосе
Шестиконечные нарциссы.
8.09.2000
* * *
Праздник детства – сады да баштаны,
И - фортуной южных даров –
Золотые звёзды каштанов
В колдовском аромате костров.
Их, - любви горячие знаки, -
Раздавал я, за горстью горсть.
Не с того ли в любой ватаге
Я всегда был желанный гость.
Пусть наивный и голоштанный.
Чуть блаженный, что твой монах,
Я дарил вальяжно каштаны
Тем, кто был всегда при штанах.
Хитрованам всегда казалось.
Что мы слугами к их двору…
Пусть казалось, - скрывая жалость,
Я подыгрывал в их игру.
Не хвалюсь крутым бескорыстьем,
Не заслуга дня, что он день,
В мире юрком, шустром, искристом
Есть такие, кто любит тень.
Как понять, что не жаден ливень,
Что щедра на влагу река,
Что дарящий чудак счастливей
Одаряемого чудака.
А каштаны жарят не боги.
И, таская их из костра,
Я в ладонях прятал ожоги, -
Донкихотом любви и добра.
Нам судьба сулит перемены.
И надежд привычный парад,
Поселяет в краю Ойкумены
Новый взгляд на людской расклад.
Но, меняя годы и страны,
Я для тех, кто ловок, как спрут,
Продолжаю таскать каштаны
Даже там, где они не растут!