— А с ее родителями ты тоже больше не общался?
— Нет. А о чем? О чем мне с ними разговаривать? Они наверняка стали бы меня стыдить, давить на мою совесть. А я ведь и сам ощущал себя виноватым. Хотя почему, казалось бы? Не я же ей изменил, а она мне.
— Да, изменила она, но как-то слишком уж легко ты от нее отказался, — задумчиво промолвила Вероника. — Ну ладно, пусть даже изменила…
— Не изменила, а изменяла! — возбужденно воскликнул я. — Регулярно изменяла, на протяжении года!
— Пусть так. Но ты мог бы разобраться в ситуации, узнать все подробности, а потом уже принимать решение. Да и от Веры все же нужно было добиться объяснений…
— Я спрашивал, она молчала. Не мог же я из нее силой показания выбивать, как тупой следователь из подозреваемого!.. А хотя знаешь, ты частично права. Подсознательно я и не хотел ничего выяснять. Наверное, в глубине души даже рад был, что появился такой удобный повод расстаться с Вероникой. Я очень устал, Вера. Устал от напряженной и нервозной обстановки. Устал от совместного существования под одной крышей с мамой… Ну да, мы могли в скором времени решить жилищный вопрос, но тогда появились бы другие трудности. Пришлось бы взять на себя все заботы о семье. В том числе и о будущем ребенке, понимаешь? Вероника очень хотела иметь детей. Постоянно мечтала о том, как родит малыша и как мы будем его растить. И мы усиленно пытались этого малыша заделать, — смущенно улыбнулся я, вспомнив наши попытки «сделать все бесшумно, чтоб мама не проснулась». — Нет, я не чувствовал себя готовым на такое…
— И поэтому ты так легко расстался с ней?
— Да, — опустив голову, проговорил я. — Наверное, так. Верочка, ты первый человек, которому я обо всем этом рассказываю. Я даже самому себе не признавался в истинных мотивах своего поведения. Очень не хотелось расписываться в собственной слабости.
Вера взяла меня за руку и мягко усадила в кресло. Сама уселась ко мне на колени, обняла за шею и прижалась ко мне.
— Ты ни в чем не виноват, Женечка, — прошептала она. — От молодого парня, выросшего в интеллигентной семье и не знавшего трудностей, нельзя требовать слишком многого. Не вини себя.
И так искренне, так душевно она эти простенькие слова произнесла, что мне вдруг стало легко и спокойно. Если Вера меня не осуждает, значит, и никто другой меня осуждать не вправе. Не за что осуждать и не за что порицать.
***
О моем первом браке мы с Верочкой поговорили только один раз. Тогда, на лоджии. А вот о чем мы говорили чуть ли не ежедневно, так это о жизни и смерти Маргариты.
Я поведал Вере всю незамысловатую историю своего знакомства с Ритой. Я подробно рассказывал, как мы встречались, о чем разговаривали, как наконец пришли к решению вступить в официальный брак. Вера сама поощряла меня на эти откровения и внимательно слушала. И я уверен был, что слушает она не из вежливости, а потому что ей действительно интересна моя жизнь. В том числе — мои отношения с другими женщинами.
Во время таких бесед я часто срывался на самобичевание. Начинал самого себя упрекать в гибели жены. Причем я и сам не понимал, в чем конкретно моя вина. Но в том, что вина моя есть, я не сомневался. Возможно, был недостаточно внимателен и не разглядел суицидальных намерений Риты. Или, допустим, в силу своих личных качеств так и не стал для нее пресловутой «каменной стеной», за которой мечтает спрятаться от проблем и невзгод любая женщина. Или, скажем, не смог дать ей ощущение семейного счастья, которое могло бы удержать ее от самоуничтожения… Короче, никаких конкретных причин, одни общие слова.
Вера, ангелочек мой, всякий раз принималась меня успокаивать и убеждать в том, что никакой вины на мне нет. У нее была просто феноменальная способность находить такие слова, что нельзя было к ним не прислушиваться и над ними не задумываться. Очень убедительно говорила. К тому же она натолкнула меня на мысль, которая раньше вообще не приходила мне в голову.
— Вот ты, Женя, все ищешь причину в себе, — однажды сказала она. — Ты все винишь себя в том, что не распознал намерений своей жены. Не заметил перемен в ее настроении. Ну и, как следствие, не предотвратил ее смерть… А может, ты никаких дурных признаков не заметил не из-за того, что ты черствый, грубый и невнимательный, а из-за того, что их просто не было?..
— Да быть такого не может, — возразил я. — Маргарита была нормальной женщиной, со здоровой психикой. Она не смогла бы совершить такой ужасный поступок импульсивно, поддавшись сиюминутной слабости. Она могла на такое решиться только после длительных раздумий, если поняла, что никаких других выходов просто не существует. Это решение должно было в ней вызревать постепенно. В течение нескольких недель как минимум. И любой другой мужик на моем месте непременно заметил бы, что с любимой женщиной творится что-то неладное…