Зал, как и большинство лучших комнат дворца, был украшен фресками. Они в основном исчезли, остались только углубления от пальцев в стенной штукатурке, которые помогали держать внешний, расписной слой штукатурки. В зале приемов в парадной части дворца мы обнаружили следы краски, показывающие, что в росписи имелись архитектурные мотивы, сходные с росписями помещений царского дворца Миноса на Крите. Но в зале царской семьи большие куски стен обрушились в нижние складские помещения, после того как пол пришел в ветхость; на некоторых из них все же сохранилась расписная штукатурка — просто фрагменты, но бесценные благодаря информации, которую они дают. Роспись была настоящая фресковая, стена штукатурилась по частям, и краска наносилась на еще влажную поверхность — техника, с которой мы встречаемся на Крите, но которая никогда не применялась в Египте, где рисунок всегда наносился темперой по сухой штукатурке. Центральная часть комнаты была расписана по белому фону широкими полосами голубого и желтого цвета, а черной краской были нарисованы головы (а возможно, и целые фигуры) быков; в юго-западной части, между разделяющими комнату колоннами и окном, фон стены был красный, как в Помпее, с натуралистическими изображениями, из которых сохранился довольно реалистический фрагмент, представляющий колеблемую ветром длинную траву в желтовато-белых тонах.
Именно здесь, в нашем слое VII, мы впервые обнаружили бесспорные связи с Критом. Принцип строительства дворца Ярим-Лима тот же, что и в Кноссе: вдоль основания стен устанавливались шлифованные каменные. плиты, использовались кирпично-деревянные конструкции (хотя на каменистом Крите вместо сырцового кирпича служили камни), широко применялся цемент. И здесь, и там были деревянные колонны на простых круглых каменных базах, даже детали планировки зала приемов были похожи, а фрески идентичны по цвету, технике и стилю. На Крите все эти черты появляются внезапно во дворце Миноса и одновременных с ним строениях вне связи с предшествующими местными традициями, и с концом минойской эпохи они исчезают. Но дворец Ярим-Лима выдержан в местных традициях, которые сохраняются и в последующих сооружениях вплоть до VII в. до н. э. Более того, дворец Ярим-Лима предвосхищает более чем на столетие критский образец того же стиля.
Не может быть сомнения в том, что Крит лучшими образцами своей архитектуры и фресками обязан Азии. Более того, международный торговый обмен чрезвычайно важен, но он имеет свои границы; невозможно экспортировать дворец, погрузив его на корабль, или сделать объектом торговли «искусство и тайну» создания фресок. Распространение профессиональных навыков требует прямых контактов, и мы считаем, что опытные мастера, строители и живописцы, были приглашены на Крит из Азии (возможно, из самого Алалаха, учитывая, что он имел свою средиземноморскую гавань), чтобы построить и украсить дворцы критских правителей. Несколько позже, при XVIII династии, критские мастера были приглашены в Египет расписать особо прочными фресками дворцовые полы — вот почему мы находим микенскую керамику в беднейших домах Телль-эль-Амарны. Начиная раскопки на Атчане, мы стремились прежде всего обнаружить истоки развития критского искусства и были удовлетворены, найдя столь бесспорные доказательства зависимости его от Азии.
Я сказал, что комнаты на первом этаже жилой части дворца в основном были хозяйственного назначения; так, в комнатах № 15 и 18 (см. рис. 10) имелись встроенные каменные резервуары для воды; под полами шли стоки для отвода грязной воды за городскую стену, дальше к юго-востоку, где здание имело только один этаж (о чем свидетельствует утончение стен), помещались комнаты дворцовых ремесленников: комната № 30 была мастерской каменотеса, № 29 — гончара; но назначение не всех комнат было столь же легко разгадать. Одна комната (№ 17 на плане) задала нам неразрешимую загадку. При строительстве дворца на этом месте в земле была выкопана квадратная шахта, и в ней построена комната, прочный бетонный пол которой был на 7,5 фута ниже, чем полы примыкающих к ней комнат, а стены выложены тремя рядами тяжелых базальтовых блоков, скрепленных цементом.
В юго-восточной стене имелся вход с базальтовыми косяками и перемычкой, а сама дверь была сделана из большой базальтовой плиты, поворачивавшейся на выступающих шарнирах и запиравшейся на засов, который вставлялся в отверстие в каменном пороге. К двери вела узкая лестница со ступеньками из дерева, булыжников и глины, аккуратно покрытыми белой штукатуркой; боковые стены лестницы сделаны из грубого известняка, покрытого цементом. Мы нашли каменную дверь полуотворенной, но заваленной изнутри комнаты большими валунами; в одном углу была куча древесного пепла, и в ней три алебастровые и три терракотовые вазы. Возле юго-западной стены стоял деревянный сундук, а в нем четыре человеческих скелета, расположенных так, что в каждом углу находилось по черепу. Когда мы раскопали эту врытую в землю комнату, она была наполнена чистой землей, лестничная клетка имела деревянную крышу, а поверх нее, вровень с полами соседних комнат, был выложен цементный пол. Вход на верху лестницы был заложен кирпичом, и новая дверь прорублена в северо-восточной стене комнаты, под которой теперь находилась лестница, а проход в наземном помещении был устроен над скрытой под землей базальтовой дверью; вероятно, и новый пол был выложен поверх засыпанной землей шахты, но если это и так, то он впоследствии не сохранился. Итак, две ничем не примечательные комнаты появились над подземным помещением и подходами к нему.
Мы были совершенно уверены, что это помещение строили одновременно с дворцом, потому что состоящее из валунов основание дворцовой стены покоится на каменных стенах шахты, и к тому же заложенный кирпичом проход на верху лестницы должен означать, что юго-восточная стена наземной комнаты уже была, когда шахтой пользовались. Но что значит пользовались? Когда мы обнаружили заделанную лестницу и базальтовую дверь, то были уверены, что они приведут нас в царскую гробницу, но гробницы здесь не оказалось. Непочтительно засунутые в сундук скелеты и три каменные вазы едва ли могут быть царским захоронением; а поскольку дверь была завалена изнутри, не было здесь и крыши, соответствующей царской гробнице. Я могу только предположить, что это было помещение, в котором были принесены жертвы при закладке дворца, т. е. происходил какой-то ритуал освящения нового здания («на крови перворожденного возвел стены»), но если это так, то, значит, религиозные представления того времени отличались какими-то неожиданными особенностями.
За неудачу, постигшую нас, когда мы поняли, что это не царская гробница, нас полностью вознаградил храм Ярим-Лима. Он построил его на традиционном месте, непосредственно на развалинах храма слоя VIII. В нижнюю часть его стен заложили массу бетона, чтобы сделать основание для новой конструкции. План храма был достаточно прост: большой двор, окруженный служебными помещениями, а позади него — комната-святилище, почти квадратная, со скамьями по стенам и со ступенчатым алтарем из базальтовых блоков, находящимся напротив скамьи у противоположной входу стены. Но здание было очень высоким: и массивный характер стен из сырцового кирпича (13 футов толщиной) и лестницы в толще передней и задней стены, и вертикальный сток из обожженного кирпича, выведенный из верхнего помещения, очевидно предназначенный для каких-то ритуальных возлияний, — все это свидетельствует о том, что в здании было по крайней мере два этажа, а может быть, и больше; во всяком случае, оно, вероятно, имело вид высокой башни, возвышающейся над городом.
Подобно дворцу, храм тоже был сожжен, а перед сожжением полностью ограблен. Под бетонным покрытием скамей были встроены длинные деревянные ящики. Они были взломаны и опустошены; пол завален табличками из храмового архива, обломками мозаики из слоновой кости и фрагментами битой скульптуры. Среди находок любопытна, например, разбитая на добрую сотню осколков терракотовая жаровня или подставка для вазы в форме барабана, декорированная терракотовыми барельефами разных богинь и одной фигуркой сраженного воина (?). Возможно, это была иллюстрация к какой-нибудь легенде. Попадались части скульптур: прически, куски бород, тщательно вырезанные из мыльного камня; лица, возможно, были из слоновой кости, а тела из позолоченного дерева.