– Все бы тебе шутки шутить, – с легким укором отметил Хавьер. – Не за такие ли шуточки тебя отчислили из Академии?
– Зато, по крайней мере, не с третьего курса, как некоторых из присутствующих здесь. – Карл с невозмутимым видом положил билет в бумажник.
– Угу, с четвертого, – согласился Максим.
Хавьер Герингас покачал головой. За прошедшие годы четверо лучших взломщиков улицы Симона стали друг другу почти родственниками, а в некотором смысле – и ближе. Они многим отличались – возрастом, происхождением, специализацией… Но схожего у них было гораздо больше. Инициатива отправиться в университет на встречу с Марком Довиласом принадлежала Хавьеру, но коллеги сразу же поддержали его. «Времена сейчас такие… интересные, – с мрачной ухмылкой сказал тогда Карл, – остаться в стороне не удастся никому. Если, конечно, захочется увидеть новый день».
В университет четверка прибыла во время большой перемены. Студенты не хотели упускать последние теплые дни и с радостью спешили в парк, чтобы прогуляться по ковру из опадающих разноцветных листьев. Просторный холл на первом этаже факультета Теоретической и практической магии быстро опустел, и посетители смогли в полной мере налюбоваться портретами на стенах – преподаватели и лучшие выпускники, выдающиеся умы континента. Все они составляли славу университета.
Максим остановился возле портрета, изображавшего светловолосого мужчину лет тридцати с небольшим – резкие черты лица, серые глаза, грустная улыбка в уголках губ.
– Как бежит время, – Хавьер неслышно подошел и встал за спиной приятеля. – Когда его писали?
– По-моему, незадолго до того, как Довилас покинул университет, – ответил Закария. – Признание заслуг, так сказать. Кстати, а где твой портрет? Помнится, ты обещал его показать.
– Мой портрет – в кабинете декана, – усмехнулся в ответ Герингас. – Во всяком случае, он лично обещал повесить его там после выпуска на радостях, что больше не придется меня видеть. Хотя не уверен, что его сохранил преемник…
– Ну вот и глянем, на месте ли реликвия, – пожал плечами Карл.
Неподалеку перед расписанием остановился высокий молодой человек. Он внимательно изучил план занятий, потом сверился с блокнотом, и на лице его отразилось легкое неудовольствие жизнью.
– Что-то случилось? – спросила светловолосая девушка в темно-синем платье, тоже подошедшая к расписанию.
– Ничего страшного, Эдвина, – ответил тот. – Просто мне поставили дополнительный семинар у второго курса. У профессора Вентуры инфлюэнца, придется его заменить.
– Только вы, пожалуйста, отнеситесь к бедным студентам с сочувствием и пониманием, – улыбнулась девушка.
– Да, делайте поправку, что это все же не филологический факультет, – к этой паре присоединилась еще одна девушка, темноволосая и немного пониже ростом. – А то среди студентов уже пошли слухи, мол, беда не приходит одна.
– А беда, надо полагать, это я? – Марк Довилас незаметно подошел к своим спутникам. – Профессор Кэрью говорит, вы, Себастьян, намерены внести поправки в расписание?
– Как бы вам сказать, – вздохнул Себастьян Брок. – Это было бы крайне желательно. Я, конечно, помню, что это магический факультет, и не требую от студентов глубоких знаний, тем более что при нагрузке в два часа в неделю это все равно бессмысленно. Однако, второй курс не знает правил родного языка! По двенадцать грамматических ошибок в работах! Уж что-что, а количество часов на преподавание ольтенского языка необходимо увеличить, возможно, ввести факультативы. О литературе я пока и говорить не хочу: все еще пребываю под впечатлением от эссе наших третьекурсников... вы их не читали?
Довилас отрицательно покачал головой.
– Почитайте, – фыркнула одна из спутниц молодого филолога – та, что пониже. – Мы с Эдвиной вчера помогали господину Броку их проверять.
– Увольте, – с притворным ужасом воскликнул Довилас.
Несколько дней, проведенных в альма-матер, словно вернули ему несколько лет жизни. И Себастьян, и Эдвина, и замечающая всё и вся Валентина не без удивления обнаружили, что не слишком любезный в начале их знакомства профессор в стенах родного университета превратился в интересного, ироничного человека.
– Если вас, господин Брок, так удручают сочинения по литературе, вообразите, что приходилось читать мне, – сказал профессор, между делом сверяя записи в своей записной книжке с расписанием. – Несколько опусов я храню до сих пор, никак не поднимется рука от них избавиться...
– Профессор, – подала голос Валентина, – простите мое назойливое любопытство. Скажите, почему вы ушли отсюда? Вас здесь бесконечно уважают, и по всему видно, что вы влюблены в дело, которому прослужили столько лет...