– День добрый, сударь, – весело сказала смуглая девушка в белой вышитой рубашке и пестрой юбке. У ее ног стояла плетеная корзина, в которую она бережно укладывала срезанные грозди.
– Добрый, – улыбнулся в ответ Себастьян. – Как работается?
– Отлично! Скоро закончу будем отдыхать...
Судя по тому, как загадочно блеснули карие глаза работницы, Себастьяну предлагалось разделить с ней досуг. Заманчивое предложение, и в другой раз Себастьян непременно бы его принял. Но все же, почему Хенрик его не встретил?
– Скажи-ка мне, красавица, – подмигнул он, – а ты не видела случайно Хенрика Ласкене сегодня утром?
– Нет, – беззаботно ответила девушка, – он уже второй день не появляется…
– А господин Ипполит?
– И его тут не видели…
– А где они? – удивился Себастьян.
Девушка равнодушно пожала плечами.
– Да кто ж их знает….
То же самое ему ответили в гостинице, и точно так же равнодушно. Это было странно. Работа на дядиных виноградниках принесла достаток в дома многих жителей окрестных сел. Ипполит Биллингем не скупился и за хорошую работу платил щедро. Неужели работникам все равно, получат ли они честно заработанные деньги? По спине пробежал неприятный холодок.
– До свидания, красавица.
Закинув дорожную сумку на плечо, Себастьян еще быстрее пошел по направлению к дому.
…Ворота, к счастью, оказались открыты.
Дядюшкин дом, выстроенный из местного светло-желтого камня, стоял посреди большого ухоженного парка. Разноцветные плитки на подъездной дорожке причудливо сочетались между собой, составляя яркие узоры. Этой дорожкой обитатели имения особенно гордились, и за ее состоянием надзирали несколько специально обученных человек, подметая и подправляя, замазывая трещинки и возвращая на место выбившиеся плитки. Но сейчас молодой человек шел по цветным плиткам в полном одиночестве. Никто не стоял у живых изгородей, ровняя их огромными ножницами, никто не суетился у розария. Тишину парка нарушал лишь птичий щебет. Почуяв неладное, Себастьян бегом бросился к дому. Двери были закрыты, напрасно он колотил в них кулаками и дергал звонок – никто не вышел встречать гостя.
«А ну прекратить!» – приказал молодой Брок сам себе и, оставив злосчастные двери в покое, присел на бордюр. Нужно попасть внутрь. Но как? Вдруг он хлопнул себя по лбу: дырявая память! Черный ход! Если же и он заперт, то рядом растет огромная липа, ветки которой достигают третьего этажа, а одна буквально утыкается в окна его бывшей комнаты!
Пришлось снимать пиджак и жилет и воспользоваться именно этим не слишком удобным способом. Оцарапавшись в трех местах об острые сучки и оставив на одном из них лоскут сорочки, Себастьян вскарабкался на дерево и осторожно пополз по толстой горизонтальной ветке, ругая на чем свет стоит собственную лень, из-за которой ему так тяжело дался этот подъем. А ведь когда-то он белкой носился по этой липе вверх-вниз. Эх, вот и старость подкралась, прокряхтел он про себя и ударил ногой в оконную раму. Как он и ожидал, задвижка, крепившая рамы с противоположной стороны, не выдержала. Окно распахнулось.
Зацепившись за подоконник, он перевалился и упал на пол комнаты. Минута понадобилась на то, чтобы перевести дыхание и унять бешено бьющееся то ли от напряжения, то ли от тяжелого предчувствия сердце. Наконец молодой человек встал, вышел в коридор и побежал вниз по лестнице.
– Дядя Ипполит! Мария! Коста! Да есть тут хоть кто-нибудь живой?
Добежав до первого этажа, Себастьян замер на месте.
Казалось, по холлу прогулялся небольшой смерч: картины сорваны со стен, античные скульптуры валяются разбитые у своих постаментов, кресла и столики перевернуты и сломаны, пол устилают осколки стекла.
…Дверь в дядин кабинет долго не хотела открываться, будто что-то держало ее изнутри, но Себастьяну все же удалось протиснуться внутрь. Препятствие обнаружилось сразу же – им оказалось тело Хенрика на полу.
Бледное мертвое лицо дядиного помощника было ужасно: широко открытые глаза, в которых навеки осталось выражение безумного страха, искаженные, словно сведенные судорогой черты.
Себастьян с криком отшатнулся.
Пару раз в Ареццо ему пришлось драться на дуэли, а один раз – выступать секундантом, и именно тот, единственный раз он запомнил на всю жизнь, потому что он закончился смертью одного из дуэлянтов. Лицо мертвеца преследовало его в кошмарах не меньше месяца, а ведь он почти не знал того парня. Сейчас же Себастьян Брок смотрел на тело друга семьи. Разум выхватывал какие-то малозначащие детали: завернувшуюся полу пиджака, отлетевшую пуговицу, скрюченные пальцы. Ни в одежде, ни на открытых участках тела не было никаких следов борьбы или насилия. Можно было подумать, что у Хенрика просто остановилось сердце. От ужаса.