– Я полагаю… – начала она, – я полагаю, дорогая Эдвина, что на тебе лежит семейное проклятье.
– Но Эффи! – воскликнул граф, его лицо мгновенно стало пунцовым. – Какое проклятье в… в… – Он замялся.
– …в нашей респектабельной семье? – закончила за него тетя Августа. – В нашей семье всё возможно. Вспомни прадеда Кларенса. Он ведь был сумасшедшим, на склоне лет совершенно впал в детство. – Августа повернулась к Эдвине, которая сидела, боясь пошевельнуться. Официальную версию семейной истории она слышала, и не раз, теперь же ей представилась возможность узнать кое-какие дополнительные подробности. – Можешь себе представить, дорогая, он воображал себя восьмилетним мальчиком и требовал подарить ему деревянную лошадку-качалку… – Тетя Августа снова обратилась к Валеру. – А помнишь нашу двоюродную прабабку Маргерит? Ее обвиняли в наведении порчи. Хотя я считаю, она просто смертельно надоела мужу. Он спал и видел, как бы найти повод для развода. Ну а Томас и Луи? Авантюристы! Столько лет морочили людям голову, ведь никто не знал, что они близнецы – они никогда не показывались вместе. Я уж не говорю о фамильном привидении в Швице. И даже не вспоминаю об Анри Свирепом. И кроме того, Валер…
– Довольно, – слабым голосом перебил ее граф. Он сидел в кресле, обхватив голову руками.
– Ты все еще думаешь, что семейному проклятью неоткуда взяться? – В голосе Августы де Ла Мотт не было насмешки: она таилась в ее глазах, но граф этого не видел, потому что смотрел в пол.
Эдвина поджала губы. Делать вид она не очень любила, а настоящих эмоций сейчас и не испытывала. Были, конечно, и легкое замешательство, и некоторое удивление в первый момент. Но не более того. Семейное проклятье – не самое приятное открытие, но всё же это гораздо, гораздо лучше, нежели навязываемое обществом и родителями замужество. В глубине души Эдвина всегда знала, что рано или поздно вскроются некие обстоятельства. В каждой семье они есть, только не всегда выплывают наружу. Это знает всякий.
Слава богу, тетя Августа и не ожидала от Эдвины чего-то в духе папенькиных артистических эскапад или матушкиных мигреней. Можно было не изображать потрясение и уж тем более не падать в обморок.
– Ты думаешь на прабабку Маргерит? – спросил граф.
– Скорее на ее муженька. Впрочем, я подозреваю всех, – отозвалась тетя Августа, – и тебя в том числе. Наслать проклятье может каждый, даже тот, кто ничего не смыслит в магии.
– Что ты такое говоришь?! Впрочем, надо что-то делать! – сказал граф, не предпринимая, однако, никаких попыток сделать что-то немедленно. Напротив, он удобнее устроился в кресле, полагая – вполне резонно, поскольку знал сестру, – что она приехала не только сообщить сенсационные известия о проклятье, но и предложить решение. Он не ошибся.
– Для начала, – ответила тетя Августа, – нам следует проконсультироваться со специалистом.
– А разве есть специалисты по таким проклятьям? – спросила Эдвина, решив тоже принять участие в семейном совете.
– Разумеется, есть, дорогая. Я говорю о консультации с человеком, сведущим в магии.
– Ха! Они все шарлатаны! – презрительно бросил граф, но тут же смутился и закашлялся, пытаясь скрыть замешательство.
– Мы найдем не шарлатана, – заверила его тетя Августа. – Но уж, конечно, не в вашем захолустье.
– Сомневаюсь, что и Оксере есть грамотные волшебники, – скептически сказал граф.
– А кто говорит, что мы будем искать его в Оксере? Я заберу Эдвину к себе. Ей давно пора убежать из дома.
Через неделю после приезда тети Августы состоялся прощальный ужин в ее честь, на котором почтенная дама торжественно пообещала, что к Михайлову дню свадебные колокола непременно прозвучат. А на следующее утро они уже сидели в коляске напротив провожавшего их графа, и гнедой Орлик, любимец Эдвины, мчал их прочь из Арле. Девушка рассеянно смотрела в окно на убегающие вдаль поля, пока мысли ее витали в иных сферах.
Глава 3
Оксер
Родина встретила Себастьяна Брока ярким солнцем, проникшим в щелку между шторками на иллюминаторе, и унылым голосом офицера таможни.
– Гото-о-овим документы, гото-о-овим документы, – громко выкрикивал он, стуча каблуками по коридору. Его помощник лихо козырял и застывал в дверях каждой каюты, пока начальство, не снимая белых перчаток, неторопливо проверяло бумаги.
Себастьян прижал ладони к глазам, пытаясь сбросить с себя сон. Как и обещал вчера за ужином помощник капитана, причалили они в шесть утра, и понежиться в постели – если такое слово применимо для узких коек на вендоррском пароходе – пассажирам не довелось. Офицер Балдвин поднялся на борт «Святой Маргариты» ровно в семь.