Хотя люди в такой недвусмысленной ситуации вряд ли способны замечать, что творится вокруг, размышляла Валентина, чувствуя, что краснеет. Романов за свою жизнь она прочла великое множество, и великое множество раз в них описывались подобные сцены, но ни одна не взволновала ее так сильно, как взволновало увиденное – на утопающей в зелени террасе дома Биллингемов, смущенно улыбаясь и взявшись за руки, стояли Эдвина Дюпри и Себастьян Брок.
Валентина вошла в дом через другие двери, поднялась на второй этаж и услышала, как бушует в своем кабинете господин Биллингем.
– …В конце концов, я просто требую ответа, господин профессор! – гремел винодел. – Вы отказываетесь вернуть меня в состояние, надлежащее мне по возрасту и по положению. Я не понимаю причин, но готов согласиться, что это продиктовано острой необходимостью, иначе и быть не может. Но я решительно отказываюсь понять, почему вы не хотите вернуть из-за этой, как вы выразили, грани, моих людей! Я совершенно отчетливо слышал, как вы говорили кому-то, что это возможно. Ну, что вы молчите?!
– Молчу, потому что говорите вы, уважаемый господин Биллингем, – услышала Валентина спокойный голос Марка Довиласа. – Я не привык перебивать старших.
– Вы невозможный субъект! – сказал Биллингем с чувством. – Отвечайте на вопрос!
– Ответ прост, сударь: на соответствующие манипуляции потребуется слишком много энергии, а в сложившихся обстоятельствах нам очень важно сохранить ее как можно больше.
– Ну, хорошо, если не можете – или не хотите – вы, я обращусь к генералу Николаки, чтобы он приказал своим магам вернуть моих людей.
– Должен предупредить, что я настоятельно рекомендовал генералу не предпринимать никаких действий относительно поместья, и он согласился с моими доводами. Это произошло не далее, как сегодня утром.
– Вы!.. Вы!.. – казалось, господину Биллингему не хватает воздуха.
– Сударь, – устало отозвался Довилас, – я прекрасно понимаю ваши чувства. Вы в смятении, и при этом вы так переживаете за своих людей. Это серьезное испытание. Заверяю вас, когда решится вопрос с источником ваших зол, я употреблю все свои знания и умения, чтобы вернуть к нормальной жизни вас и людей, за которых вы несете ответственность.
Валентина не успела спрятаться или убежать, когда профессор вышел из кабинета Биллингема. Оставалось сделать вид, что она только что поднялась и разговора не слышала.
– А, госпожа Хельм, – произнес Довилас, спустившись на пару ступенек и облокотившись о перила, – добрый день. Передайте госпоже Дюпри, что вечером мы уезжаем, – и продолжил спускаться по лестнице.
Валентина одарила удаляющуюся фигуру хмурым взглядом.
Глава 8
Ранкона
Новое здание было подарено Службе безопасности еще покойным королем Михаэлем. Контрразведчики занимали довольно мрачные помещения в западной части Ранконы, пока его величество не счел, что защитники Ольтена имеют право на нечто более современное и элегантное. Так Служба и переехала на площадь Согласия.
Обставленный превосходной мебелью кабинет генерала Зиновия Николаки располагался на третьем этаже, из окон открывался потрясающий вид на столицу, и даже обязательный сейф смотрелся украшением. Светлого металла, с изящной чеканкой по углам, он был изготовлен на заказ лучшими мастерами, славившимися умением сочетать в своих изделиях надежность и красоту. С другой стороны, сетовал временами генерал, в таком кабинете скорее стоит принимать высокопоставленных гостей, угощать их коньяком и вести неторопливые беседы о политике, а не обсуждать насущные вопросы. Однако, в такие «апартаменты» было очень приятно возвращаться после долгой отлучки.
Генерал отошел от окна и сел за стол. Трехдневное путешествие из Асти утомило его. Прошли те времена, когда он, молодой и кипящий энергией, лично участвовал в схватках с преступниками. Теперь оставалось лишь со стороны наблюдать за подвигами младших сотрудников, чуть-чуть завидуя им. Впрочем, его проницательный ум и интуиция с годами не ослабли, а наоборот, отточились, получив в подмогу еще и громадный жизненный и профессиональный опыт.
Служба безопасности функционировала словно идеально отлаженный механизм, и львиная доля ее сил была сейчас брошена на разработку «дела господина Инкогнито», как иронично назвал его король Александр во время предыдущего визита. Эта история не давала покоя его величеству, и он потребовал немедленно ставить его в известность обо всех продвижениях по делу. Странно, никогда раньше монарх не проявлял подобного интереса к работе Службы, что же вдруг изменило его отношение? То ли последствия того злополучного посещения Оперы, то ли, как говорил Марк Довилас, сработало таинственное «чутье Защитника»?