Данила подмел двор, вычистил, выскоблил крыльцо. Сел на завалинку перекурить и вдруг услышал звонкий смех, переливчатую трель гармошки.
Стайка девчат, смеясь звонко, порхнула мимо дома. Следом за ними, окружив гармониста, со свистом и частушками шла целая орава деревенских парней. Они горланили во все горло, пытаясь обратить на себя внимание девчат.
Парни шли гурьбой за девушками на луг — к реке. Данила смотрел им вслед, жгуче завидуя.
«Вот ведь кто-то из них любит Наташку. Может, и она кого-то присмотрела, будет петь и танцевать с ним. А может, и большее… — отдалось в груди болью. — Нет-нет, она не такая! Она прозрачная, светлая, ее не коснулись порок и похоть, ничьи руки не притронулись к ней!» — не соглашалось сердце.
Данила и сам не знал, как оказался у реки, среди деревенских ребят.
— Ты чей? — удивленно оглядели его.
— Здешний, — оглядел крепких рослых парней и добавил: — Элеватор строю. Каменщик.
— А тут чего тебе надо? — те примерялись хмуро.
— Познакомиться хочу с вами! Вместе кантовать придется. Вот и возник.
— Откуда приехал?
— Из Брянска я.
— А че с города сбежал? Иль припекло? У нас, наоборот, все из деревни тикают. Там жизнь. У нас — говно, — попросил закурить мордатый рыжий парень. И, протянув руку, сказал: — Толик. А тебя как звать?
— Данила, — назвался Шик и оглядел девчат, сбившихся возле костерка.
Знать, о тебе нынче отец говорил. Ты с ним вкалываешь. Иннокентий. Сказывал, что знатный каменщик. Только я не поверил. Кто ж с путевых в деревню приедет? Таким и в городе место сыщется. С добра сюда не заявятся. Только те, кто от милиции иль от бабы прячется, — говорил Толик.
— Бабы у меня нет и не было. А ментов — не ссу. Хотя и за кентов не держу. Да и кто лягавого за человека и мужика признает? Таких я не знаю…
— То верно! Но они к нам редко приезжают. Так что если где и обосрался, скоро не сыщут, — рассмеялся второй парень, слушавший разговор.
— А ты где живешь? — понемногу втягивались в разговор ребята.
— В доме пчеловодихи? А свои старики имеются?
— Детдомовский? Ну и не повезло же тебе! — вздохнул Толик сочувственно.
— Это у тебя сестра есть, Наташа? — спросил Данила тихо.
— Да. Только она не пришла сюда сегодня. Дома осталась. А ты чего о ней спросил? — насторожился Толик.
— Видел. Обед она приносила.
— Ну, это ладно. А то ноги вырву. У ней парень есть. В армии служит. Ждать его должна! — словно ушат холодной воды вылил на Данилку.
Шик ничего не сказал, он тихо побрел в свою избу, кляня себя за то, что сумел влюбиться безнадежно и впустую.
«Всем людям фартит. Уж если любят, так с юности. А уж потом женятся. У меня все наоборот, через жопу. Вначале по бабам натаскался до тошноты, а теперь — нате вам, влип, как дурак, по самые уши. Барбосом при ней ходить рад, лишь бы не прогнала», — злился Данила. И чуть не столкнулся лоб в лоб с парой, спешившей к реке. Они шли в обнимку. И Данилка оглянулся удивленно. Голос показался знакомым.
Так и есть! Катька! Она не теряла времени впустую и торопилась на гулянье.
— Погнался за голубкой в небе, а и синицу выпустил, — услышал он насмешливое, явно адресованное ему.
«Сука, хоть бы не вякала», — подумалось Шику. И ускорив шаги, он торопливо открыл дверь. Сел у стола, не зажигая огня.
Сколько он так просумерничал и сам не знал. Когда включил свет, увидел на столе узелок и увядший букет ромашек.
В узелке оказалась картошка с салом, огурцы и буханка теплого домашнего хлеба. Рядом — бидон с парным молоком…
Данилка взвыл на весь дом от досады на самого себя. Пока он искал Наташку у реки, она успела побывать у него дома. И, не дождавшись, ушла…
Ромашки еще пахли ее руками. Данила поставил их в банку с водой. Сел ужинать. Настроение его поднялось.
«Конечно, она. Кто ж еще обо мне вспомнит? Кто оставит цветы? Кроме нее — некому. Катька? Да! Та накормит! До конца жизни не отплюешься! Родной желудок рад будешь выдрать. И только Наташка, как и в обед, вот уж заботчица, даже сало порезала», — восторгался Данила.
На следующий день решил купить Наташке духи. В подарок. Из денег, которые заработал в зоне. Но в сельмаге, кроме мужских одеколонов, ничего не было. Данила оглядел витрины. Запылившиеся конфеты-подушечки, дешевая карамель, старое печенье, на которые в деревне никто не оглядывался. Тут все умели делать свое. Раздосадованный Шик пришел на работу, когда старики, сделав раствор, сами начали кладку.