Когда Наташе взялась помогать подруга, Данила сбросил рубаху. И закрутились девчонки, вдвоем не успевали, сбивались с ног. Иннокентий, глядя на всех, довольно улыбался. Его одного пощадил Данилка, уважил старика.
Работу оставили, когда на дворе совсем темно стало. Толик с другом ушли сразу на сеновал, спать до утра. От ужина отказались.
Подруга Наташки, еле волоча ноги, домой поплелась.
— Пошли на речку умываться. Ну зачем под умывальником мучиться? — позвал Данила Наташку. И, взяв ее за руку, побежал к реке.
Там, стянув с себя одежду, нырнул в теплую воду, позвал:
— Наташа, иди сюда!
— Темно. Я боюсь в темноте купаться. Да и плаваю плохо, — послышалось с берега.
— Не бойся, я с тобой, — подал руку.
Наташка вошла в реку осторожно, ощупью.
И вдруг оступилась на камне, упала. Данила быстро подхватил ее на руки, поцеловал осторожно. Долго не хотел отпускать с рук. И вынес на берег, держа бережно, но крепко.
Когда они вернулись в избу, ужин уже стоял на столе. Иннокентий вытащил из-под стола бутылку самогонки.
— Давай обмоем начало! — предложил Даниле и спросил: — Как думаешь, за сколько управимся? Сложимся к зиме?
— Через неделю обживать будете.
— Неужель каждый день приходить станешь? — изумился старик.
— Конечно, — пообещал уверенно Данила.
Через неделю он и впрямь выложил стены. Иннокентий не мог нарадоваться. Вот ведь и мечтать закинул, а глянь — сделано…
Данила уверенно чувствовал себя в доме старика. Он перестал быть чужим. Здесь каждому его приходу радовались искренне.
И он работал. Но так, словно строил для себя.
Когда закончил кладку, старик долго ходил вокруг дома, расширившегося сразу вдвое.
— Теперь штукатурить надо стены. Но не сразу. Надо дождаться, пока осадку дадут, высохнут, — говорил Данила и добавил: — Недели через три, думаю, можно будет начать.
Наташка глаза опустила. И спросила тихо:
— А приходить к нам будете?
— Если не помешаю, конечно, приду. Кстати и осадку проверять буду, — предложил Данилка.
— Нешто дозволенья испрашиваешь? Да запросто приходи! Как к себе, — ответил старик.
Данила после такого ответа и вовсе осмелел.
Вместе с Толиком углубили и расширили подвалы в доме, зацементировали их. А когда пришло время, оштукатурил дом снаружи и внутри. Да так, что из избы — в хоромы превратил.
Единственное, что не мог сделать сам, — покрыть крышу. Так и с тем не обошлось без него. Человека нашел. Который даром все сделал. Ему Данила деревянный дом кирпичом обложил.
Теперь он, что ни день, с Наташкой встречался. Она поначалу робела, трудно привыкала к приезжему. Уж больно дерзкие у него глаза. Всю ее обшаривали. Это пугало. Девушка краснела от этих взглядов, терялась, случалось, убегала, не выдерживая пристальных разглядываний. Но вечером, когда Данила заканчивал работу, они шли в луга. Цветастые, душистые.
Наташка испугалась в тот первый день. Темно было. Спала деревня. А Данила позвал ее погулять немного. Отдохнуть после работы. Она и впрямь устала. Но согласилась. И за руку с приезжим вышла со двора.
Они брели по лугу не спеша. Трава измочила росой все ноги. Данила поднял ее на руки. Внезапно. Она ойкнула, схватилась за шею. Обвила обеими руками.
— Ласточка моя синеглазая! — прижал он ее к груди. И поцеловал сухими, жесткими губами долгим поцелуем.
Наташка выскользнуть хотела. Испугалась:
— Не надо, Данила!
— Почему? Иль противен я тебе? Иль другого любишь? — не выпускал он девушку. Та молчала. Она и сама не знала, что ответить.
«Другого? Но тогда почему с таким нетерпеньем ждет каждый день Данилу? Почему бьется птицей сердце при виде этого парня и ей так хочется быть рядом с ним? Отчего становится так жарко от его взглядов и улыбок, подаренных ей одной? Почему так дорог он? Данила… Он самый красивый из всех, кого знала и видела. Жених? Но тот в армии. Они учились в одном классе. Друг детства. Такие редко становятся мужьями. Да и нельзя без любви. А она не уверена, что любила его. Иначе почему так ждет и радуется Даниле? С тем такого не было. Он даже не говорил ей про любовь. Попросил подождать из армии. О чем-то говорил с братом. Она отвечала ему на письма. Но и в них ни слова о любви. Он даже не писал, что вспоминает или скучает о ней. А вот Данила… тут и без слов понятно».
Молчала Наташка. «Значит, свободно сердце для любви. Иначе не задумалась бы. И не вырывается больше». Он целовал девчонку так, как никогда и никакую другую.
Он говорил ей много нежных слов, каких она никогда не слышала.