Никитин, заглянув в палатку, рассмеялся:
— Мужской уют! Чего струхнула? Иль не видела никогда? — И, позвав Фелисаду из палатки, указал на Алдан: — Вот вода! Сколько хочешь бери! Носить самой придется. Дровами обеспечим.
Давай живее!
Фелисаде второй раз повторять не потребовалось. Через час в громадной кастрюле закипела гречневая каша. В другой томился, доходил соус. А Фелисада уже пекла пресные лепешки. Узнала, что лесорубы целый месяц живут без хлеба. Не подвозят его в Бабий омут. Слишком удален он от жилья. Нет смельчаков возить сюда хлеб. А самим мужикам — недосуг. Времени и сил не хватает.
Едва сняла со сковороды последнюю лепешку, за палаткой голоса послышались:
— Федь! Ты склянку привез? Бухнем сегодня?
— Никитин! Как там в городах? Блядво приветы передает иль нет? Зацепил какую-нибудь? Хоть бы на выходные пару чувырл приволок!
— Бригадир! Что нового в свете?
Никитин отмалчивался. И мужики подошли к двери, понимая, что все разговоры Федор отложил на вечер, когда в потемках, покуривая на раскладушках, лягут отдохнуть после изнурительной работы.
Вот кто-то взялся за ручку двери, дернул на себя. На пороге показался полуголый мужик. Он держал в руках отжатую, скрученную в жгут рубаху. С волос на грудь и плечи стекала вода. Он сделал шаг. Увидел Фелисаду. Рот от удивленья открылся неприлично. Он выскочил из палатки, оттолкнув входивших мужиков.
— Ты чего? — дошло до слуха Фелисады.
— Там кто-то есть. Эй, Федька, гад, это ты сюда привез эту?
— Поварихой взял! А что? Сколько можно мучиться? Баба какая ни на есть. Ей сподручней у нас управляться!
— Это баба? Если она баба, я — мамонт!
— Ну, вот что, Леха, ты полегче тут! Я привез ее работать, а не ублажать всякое говно. Чего ж ты не смог ни одну уломать к нам? Не клюнули? Ну и захлопнись! Слава Богу, что эта согласилась! Хоть жрать станете по-человечьи. И на том спасибо. А будешь хлебальник открывать, я его тебе захлопну, — пообещал коротко.
Фелисада уже успела подмести пол. Отмыла клеенку на столе. Ждала, когда войдут хозяева. А чтобы не терять время, заварила чай.
— Ну и пугало привез! Мать твою… На нее глянешь, враз проссышь, на кой хрен бабы на земле водятся! Уж если я страшило, то она — сущая яга!
Метлу в руки и гаси свет, — шептал мужик, не зная, что Фелисада слышала его «дифирамбы».
— А тебе что, с ее рожи жрать? Мне так один хрен! Лишь бы не самому у печки возиться. Коль сытно кормить будет, так чего ее бояться? А ну, пошли, мужики! Коль она яга, должна успеть ужин приготовить, — позвал кто-то мужиков, и в распахнувшуюся дверь ввалилась вся бригада.
— О! Да тут комфорт! С немытым рылом уже не запрешься! — послышалось из-за спин.
— Наша хозяйка! Фелисада! Отныне она будет кормить вас, козлов вонючих. И иногда стирать ваши паршивые тряпки в Алдане! Дровами мы ее будем обеспечивать с вечера на весь предстоящий день. Со всем остальным она сама станет управляться, — сказал Никитин, предоставив бабе самой познакомиться с людьми.
Фелисада оглядела мужиков и спросила:
— Так когда ужинать сядете? Все готово.
И словно не впервой, а уже давным-давно знакомым передавала миски с кашей, лепешки и чай.
Сама села с краю стола. И вдруг увидела, как нужна она была этим людям, одиноким, усталым, видно, не с добра заброшенным судьбой в глухомань тайги.
— Спасибо тебе, хозяюшка, — подошел к бабе седой Петрович. И спросил: — Надолго ль к нам приехала?
— Коль не прогоните, насовсем… Другого места у меня в жизни нет. Разве только в могилу. Но ее не миновать. Когда-никогда слягу. Ну а покуда — с вами. — Она собирала со стола миски и кружки.
Пока помыла их, убрала со стола, за палаткой совсем темно стало. Она никак не могла насмелиться спросить у бригадира, где станет жить. И, словно подслушав ее, Федор сказал:
— Сегодня, уж извини нас, Фелисада, ночевать тебе придется вместе с нами. Не ждали, не знали и не готовились мы к твоему приезду. Но это завтра образуется. Обдумаем. Сделаем путем. А теперь ложись поближе к печке, к теплу. Чтоб не замерзнуть и завтрак не проспать. Постарайся уснуть скорее, дорога нелегкой была. Выспись. Отдохни. А завтра мы тебе соорудим жилье — уютней и теплее нашего, — пообещал Федор и поставил у печки свободную раскладушку. Дал матрац, подушку и одеяло. Извинился, что нет чистых простыней, наволочек, полотенец. Сознался, что давно о них здесь забыли.
Фелисада легла лицом к печке. И вскоре задремала.
Проснулась она от тяжести и никак не могла понять, что сковало все тело, придавило к раскладушке. И, лишь ощупав себя, поняла, что лежит под множеством одеял и телогреек. А мужики, собравшись за столом, говорят вполголоса, чтобы не разбудить ее, не помешать.