Она лишь потрясенно кивнула в ответ.
Врач явился через полчаса. Он не обнаружил у неё признаков страшной болезни, но для подстраховки дал выпить какие-то капли. Шарлотта не могла даже заплакать – сил не отсалось, и внутри медленно расползалась серая безжизненная пустота.
— Я хочу её увидеть.
— Мисс, это может быть опасно, — предупредил врач.
Она медленно повернула голову:
— Но вы же понимаете, что я не могу вот так просто уйти. Позвольте хотя бы попрощаться с ней.
Мать всегда одергивала ее, если она начинала говорить со слугами на равных, впрочем, Шарлотта не особенно стремилась. В целом она и сама придерживалась мнения, что классовые различия должны сохраняться, но Брайди была для неё скорее компаньонкой, нежели служанкой. Шарлотта не допускала между ними панибратства, но и в особой строгости не держала. Да и Брайди всегда знала своё место.
— Простите меня, леди Экклстон, — всхлипнула девушка. Лицо её сравнялось по цвету с серыми измятыми простынями.
—Всё хорошо, — Шарлотта хотела дотронуться до её лба, но врач остановил. — Как я могу сердиться на тебя, Брайди?
— Берегите себя, мисс, — девушка закашлялась, и доктор, взяв Шарлотту за плечи, почти силой отвёл её от постели больной. — Прощайте, мисс!.. — Брайди не выдержала и заплакала.
Шарлотта собралась ответить, но вдруг поняла, что если откроет рот – не выдержит и разрыдается сама. Да и что сказать в такой ситуации? Доктор вывел её из лазарета, и только, оказавшись на палубе, Шарлотта дала волю слезам.
На борт корабля она поднималась с двенадцатью сундуками, и теперь без сожаления отбрасывала всё то, без чего ещё совсем недавно не мыслила жизни. Тем не менее, самое необходимое заняло четыре сундука, но мистер Фергюсон сказал, что можно будет закрепить их у бортов шлюпки. Из "лишнего" она взяла только две книги, бумагу с карандашами и кольцо матери полковника. О том, что ей, возможно, уже не судьба ступить на английскую землю Шарлотта старалась не думать.
— Я готова, капитан, — в дорожном платье из тёмно-синего жаккарда она стояла в дверях каюты. В корзинке, которую она держала в руках, дремала спасённая кошка. — Шансѝ отправится со мной.
Было около трёх часов утра.
Фергюсон кивнул:
— Пройдемте на палубу, мисс, — он отодвинулся, пропуская её вперёд.
Наблюдая за ней, поднимающейся по ступеням, Фергюсон не мог скрыть восхищения. Маленькая Шарлотта проявила недюжинную выдержку – шла прямо, уверенно и только плотно сжатые губы выдавали её состояние. Наверное, точно так же сама Анна Болейн поднималась на эшафот в мае 1536 года, подумалось ему тогда.
На палубе их уже ждал Роланд Харгрейв. Он расхаживал вдоль борта, сцепив руки за спиной, и задумчиво глядел в тёмную даль. Вместо мундира на нём были светлые брюки, синий камзол, жилет с выглядывающим из-под него воротом белоснежной рубашки и шляпа треуголка из чёрного фетра. Увидев Шарлотту и капитана, он лишь коротко кивнул.
Двое матросов уже закрепили сундуки по бокам шлюпки и теперь укладывали в неё то, что выделил мистер Фергюсон – коробку с медикаментами, ножи, мушкет, порох и патроны, керосиновую лампу и масло, кресало, бочку пресной воды и запас продуктов. Шарлотта наблюдала за этими сборами и хотела, чтобы они длились вечность. Поглаживала разволновавшуюся Шансѝ и шептала одними губами: "Тише, тише…"
Повсюду, куда ни кинь взгляд, разливалась необъятная синь. Звёзды ещё мерцали в туманной вышине, но у линии горизонта сквозь темноту уже обозначились едва различимые всполохи рассвета. Прохладный ветер трепал перо на ее шляпке и пробирался через одежду. Шарлотта зябко повела плечами.
— Готово, капитан, — отрапортовал матрос.
Мистер Фергюсон, видя состояние Шарлотты и то, как не хотелось ей покидать корабль, предложил выпить напоследок горячего чая.
— Спасибо, — искренне поблагодарила она, принимая из рук капитана дымящуюся чашку.
— Сожалею, о вашей служанке, — Харгрейв наконец заговорил с ней.
— Она не служанка, — машинально поправила Шарлотта. — Она моя компаньонка. И, пожалуйста, давайте не будем о ней, — Шарлотта чувствовала, что это уже выше её сил.
Роланд наблюдал за тем, как яростно сжимала она кружку, стояла, прислонившись к борту, смотрела вдаль и пыталась расслабиться, точно желая разбавить это страшное утро чем-то обыденным и родным.
Шарлотта отдала капитану пустую чашку и обречённо направилась к шлюпке. Харгрейв забрался первым и помог ей разместиться. Она уселась на скамью, расправила плечи и по-светски, точно находилась в карете, сложила руки на коленях. В чернильной синеве предрассветного часа она показалась Роланду похожей на мраморную скульптуру – красивую, но бесстрастную и неживую.