-Можно...попробовать...мангу - тихо, словно пытаясь успокоить сам себя, начал герой: Но ёбанный, блять, рисую я хуже, чем кудос хуём!!!
И снова вспышка агрессии.
Случайно активировав магию пространства, герой разделил свой дом на ровные части, которые поделились на более мелкие ровные части, те части, в свою очередь на ещё более мелкие, и так до бесконечности.
Озлобленный и подавленный он стоял посреди голого заснеженного поля и апплодировал сам себе.
-Я - сказал Морис, хлопнув в первый раз. От первого хлопка его ладони слегка покраснели.
-Его строил - Второй хлопок спугнул спокойно зимовавших в берлогах йогунов
-Пол. Мать его. Века!!!!
Врыв оваций!!! Снег, покрывалом накрывший почву, взмыл вверх с невероятной скоростью. Кроны деревьев освободились от тяжкого белого бремени. На много стриг вокруг наступила зябкая осень (одна стрига = 1000 футов). Сам себе не похлопаешь, никто не похлопает. Это герой знал хорошо.
-Эх... - ярость окончательно уступила место безнадёге - пойду к йогунам в берлогу...
Тяга к уединению и отшельничеству, что вполне можно назвать профдеформацией, побудила моего героя поселиться подальше от людей, поэтому ближайшим местом,
где он могу отыскать приют была берлога йогуна.
Конечно, такому славному и бывалому герою как Морис Фердинанд Гуттен не зазорно было поспать и на земле, которая еще несколько минут назад была щедро облеплена снегом, но: "Комфорт - лучшее лекарство от дурных мыслей, если под рукой нет гномьей бормотухи".
Так говорил Морис Гутт.
Дом, милый дом. Анчар и магия.
-Резная кровать... двуспальная... библиотека... Винный погреб... Водочный погреб... Пивной погреб... - может,все это,потому что я много пью? Или, может, я много пью, потому что "все это"?
Размышляя о потерянном жилище, особенно о скоропостижно скончавшихся запасах алкоголя (никто и представить себе не сможет насколько скоро и насколько «постижно») герой шел по осеннему лесу, огибая огромные всядные деревья, запах и ядовитую ману которых Гутт чувствовал на расстоянии пары стриг :
- Мы умные авантюристы, мы знаем, что всеядные деревья от слов - "все" и "яды", поэтому меню из ядовитых паров, опьяняющего желудочного сока и листов морфия я оставлю для более искушённых гурманов, а мне пожалуйста одну теплую берлогу йогуна.
Да,множество авантюристов попались в эту ловушку природы Материка.
Дерево, столь огромное, что обхватить ствол его не смогли бы четыре человека, но, поверьте, они бы попытались. Морис дал этому дереву земное название - Анчар, но на Материке его называли просто «Всеядное древо». Почему так просто? Чтобы у жителей Материка даже сомнений не осталось в том, что дерево ядовито. Но не всех, далеко не всех это останавливало. В конце концов, люди везде одинаковы - мы мечтаем попробовать запретный плод, даже если знаем, что он отравлен. К тому же Анчар обладал невыносимой притягательной силой. Смола его выделяла токсин, вдохнув который жертва попадала в мир прекрасных и сладких грез. Самая большая ошибка в этом случае - поддаться искушению и пойти туда, откуда исходит запах. Чем ближе вы подходили к стволу дерева, тем сильнее на вас действовала ядовитая мана Анчара. Вы начинали терять слух,затем зрение, нюх, осязание, а затем и разум. Дойдя до ствола вы мирно засыпали в жестоких объятиях ветвей анчара, которые поглощали остатки вашей маны, а своим соком разъедали ваш труп. Но горе вам, если ваша воля и разум окажутся достаточно сильными для того, чтобы сохранить рассудок, но недостаточно сильными, чтобы освободиться от влияния токсина, ведь в таком случае вас просто растворят заживо, а это вещь не из самых приятных. За смолой Анчара охотились сотни и тысячи авантюристов, ибо толкнув пару литров такой смолы на черном рынке можно было быстро разбогатеть. Всё дело в манастетофиназоле - препарате, который помогал многим магам Материка ограничить воздействие собственной маны на свой организм. Каждый человек Материка имел в своём теле сосуд маны, у многих количество маны превышало размер этого сосуда (это называли «Хрустальной болезнью»), связано было это с тем, что пока ребёнок растёт ему необходимо развивать свой сосуд маны, иначе он не увеличится в объёме, а маны будет становиться в организме всё больше и больше. Рано или поздно тело не выдержит такой нагрузки, что приведет сначала к преждевременному старению, а затем и к смерти. Репетиторов по магии или поступление в академию могли себе позволить не все. Да и не все хотели, дети многих крестьян предпочитали работу в поле, а дети многих аристократов предпочитали сибаритство. Манастетофиназол был относительно недорогим лекарством, к тому же существовало много его полностью синтетических аналогов, которые, правда, могли полностью разрушить сосуд маны человека, но кого это когда останавливало?
Одной капли смолы анчара хватало на 10 - 20 литров смеси манастетофиназола, которая продавалась во всех королевствах материка. Поэтому спрос на смолу Всеядного древа никогда не падал.
Казалось бы, вот оно счастье, подойди и возьми, но как только группа охотников за смолой подходила к стволу дерева, наколдовав себе так называемые «колпаки маны», служившие фильтром, который не позволял ядовитым парам проникнуть в дыхательные пути человека, ветки Анчара хватали одного из них и с жадностью обвивали его тело. Если товарищи пробовали разрезать путы, с места разреза начинал капать ядовитый сок, причем вместе с соком в этом случае выходила и ядовитая магическая энергия дерева, которая спокойно могла разъесть «колпаки».
Множество новичков гибло зазря. Опытные авантюристы жертвовали частью своей команды. Профессионалы обладали достаточной сопротивляемостью негативным эффектам, чтобы не попасть под действие ни паров, ни веток дерева.
Конечно, герой со стажем работы в пять сотен лет, как Морис, не мог быть не профессионалом.
-Профессионал знает, что всегда может случиться что-то неожиданное.
Осторожный профессионализм дарует жизнь долгую, тихую, в общем, недостойную летописей. Возможно, в осторожности была главная проблема этого героя.