Вошла бойкая, не очень молодая, но щеголеватая горничная Любови Петровны, Прасковья Ильинишна.
— Здѣсь господинъ докторъ? спросила она.
— A на что вамъ? полюбопытствовалъ Ѳома Богдановичъ.
Горничная, съ нѣкоторымъ оттѣнкомъ упрека въ выраженіи, отвѣчала, что барыня ея "очень нервами разстроились" послѣ посѣщенія ея Ѳомой Богдановичемъ и такъ себя "слабо чувствуютъ", что "почти съ дивана встать не могутъ". A такъ какъ "онѣ оченно желаютъ посѣтить больнаго", то и просятъ господина доктора побывать въ нимъ: не пропишутъ-ли они имъ лавровишневыхъ капель, или другаго подкрѣпительнаго лѣкарства?"
— A чѣмъ, чѣмъ я ее разстроилъ? загоготалъ Ѳома Богдановичъ, подбѣгая въ Прасковьѣ Ильинишнѣ и тревожно заглядывая ей въ глаза.
Та улыбнулась.
— Извѣстно. жеманно молвила оно, скользнувъ взглядомъ по краснощекому лицу "доктора", взиравшаго, въ свою очередь, не безъ удивленія на ея шелковый фартукъ и чепчикъ à la Fanchette, — извѣстно, барыня очень нѣжной комплекціи и деликатнаго характера, а вы изволили такъ безъ сандуты (что хотѣла она сказать этимъ французскимъ sans doute въ русскомъ падежѣ — осталось невѣдомымъ), не приготовимши ихъ нѣсколько, объявить имъ о Герасимѣ Иванычѣ. Какіе они ни на есть, хотя и мужемъ ихнимъ назвать ихъ, почитай, нельзя, одначе все они имъ не чужой, а супругъ законный, добавила она съ насмѣшливымъ оттѣнкомъ.
— Такъ я же ей про кого говорилъ? Про законнаго ея мужа, — не про чужаго!… оправдывался Ѳома Богдановичъ. — Вы успокойте ее, панъ студіозусъ, чтобъ она, бѣдная, не слишкомъ плакала. Да лѣкарство напишите ей… можетъ такое напишете, что не надо и рецепта: у Богуна спытайтесь, — у насъ всей той медицины много повыписано…
— Я сейчасъ къ нимъ пойду, сказалъ студентъ, вставая съ мѣста.
Горничная ушла.
— A отъ этой дамы я ужь поѣду въ Селище, объявилъ Людвигъ Антоновичъ.
— A на що, на що? закричалъ хозяинъ.
Оказывалось, что студентъ назавтра собирался уѣхать въ К. и уже нанялъ для этого жида-фурмана, но Ѳома Богдановичъ удержалъ его и упросилъ остаться при больномъ до пріѣзда доктора изъ города, и что такимъ образомъ ему необходимо отказать жиду, предваривъ его вовремя, чтобы "Ицекъ" не потребовалъ съ него всей суммы, уговоренной между ними за проѣздъ.
— До Селища всего четыре версты, двадцать минутъ ѣзды, объяснялъ Людвигъ Антоновичъ, — я съѣзжу, покончу съ Ицкомъ и черезъ часъ буду назадъ…
— Ну, добре, нехай по-вашему! согласился наконецъ Ѳома Богдановичъ. — Только ворочайтесь швитко, да скажите пану Яну, что, о, кака недоля у насъ приключилася, чтобы пріѣхалъ до насъ, — можетъ совѣтъ какой дастъ и все такое…. за людьми и горе легче человѣку терпѣть…
— Онъ и такъ хотѣлъ ѣхать до васъ, какъ только пріѣхали за мною кони ваши, молвилъ студентъ, — да пріѣхалъ до него эскадронный ротмистръ овса покупать. Такъ онъ съ нимъ зостался…
— Какой скадронный? воскликнулъ хозяинъ. — Гольдманъ же нашъ тутъ у Герасима съ Ганной моею сидитъ… Сами видѣли!…
— Другій, отвѣчалъ Людвигъ Антоновичъ, — съ четвертаго эскадрона, что въ Юрасовкѣ стоитъ.
— Баронъ!
Ѳома Богдановичъ даже припрыгнулъ.
— A онъ самый есть.
— Тажъ прошу же васъ, панъ студіозусъ, засуетился онъ, — напишите рецептъ Любови Петровнѣ, и швитче, швитче поѣзжайте до Селища, чтобы баронъ тотъ не уѣхалъ себѣ до Юрасовки, и такъ и скажите ему: что не можетъ того быть, не повѣритъ старый Галагай, чтобы онъ не пріѣхалъ до Богдановскаго, что, можетъ, какъ не пріѣдетъ теперь, николи больше не увидится онъ съ Герасимомъ, съ тѣмъ самымъ, что онъ его съ генераломъ тогда изъ К. привезли недужнаго до насъ, и что я знаю, что онъ любитъ того небога…
— О, да! не могъ удержаться ввернуть сюда свое ѣдкое слово Булкенфрессъ, — баронъ фонъ-Фельзенъ ошень любитъ весь здѣшній семействъ…
Ѳома Богдановичъ поднесъ фуляръ свой въ глазамъ.
— И ужь не скажу (не знаю), какъ и его любятъ здѣсь всѣ, воскликнулъ онъ, махнувъ платкомъ съ рѣшительнымъ видомъ, какъ бы въ подтвержденіе своихъ словъ, и, подхвативъ студента подъ-руку, вышелъ съ нимъ изъ горницы.
Музыкантъ поднялся со стула и, не двигаясь, долго провожалъ его глазами.
— Vieux Paillasse, va! проговорилъ онъ наконецъ, взглянувъ избова на Керети, и махнулъ платкомъ точь-въ-точь такъ, какъ только-что сдѣлалъ это Ѳома Богдановичъ.
Французъ мой не выдержалъ опять и расхохотался… Булкенфрессъ только того и ждалъ, повидимому; онъ вздернулъ очки на носъ съ торжествующимъ видомъ и удалился. Очень непріятное впечатлѣніе произвелъ на меня этотъ смѣхъ Керети. Онъ самъ очень скоро какъ бы почувствовалъ неумѣстность такого сочувствія наглости Булкенфресса, которую онъ такъ еще недавно громилъ съ высоты своего рыцарства, — и съ презрительно выставленною впередъ губой поглядѣлъ въ спину удалявшагося музыканта: "Animal" проговорилъ онъ уже громко, когда тотъ изчезъ за дверями, и нетерпѣливо принялся переводить съ затылка на лобъ свои разлетѣвшіеся волосы.