Выбрать главу

— Прокатиться бы вамъ еще маленечко, Герасимъ Иванычъ? спросилъ въ то же время Савелій и, не ожидая отвѣта, взялся за ручки. Колясочка двинулась, и Вася пошелъ вслѣдъ за нею.

Длинный маіоръ поднялся со скамьи.

— Вы куда? спросилъ я его. Я былъ очень сконфуженъ и чувствовалъ, что мнѣ будетъ неловко съ Васей.

Мы пошли съ командоромъ по направленію дома.

— Отчего это, скажите мнѣ, баронъ этотъ, Фельзенъ, спросилъ я его, — ходитъ въ красной фуражкѣ? Какая это форма?

— Собственная, отвѣчалъ маіоръ и, какъ видно, полагая, что сказалъ вещь очень забавную, принялся глухо и отрывисто смѣяться. Это было въ немъ такъ необыкновенно, что я поглядѣлъ на него, думая, что онъ не смѣется, а кашляетъ.

— Онъ мнѣ не нравится! объявилъ я и самъ удивился, въ къ чему это сказалъ.

— Кто это?

— A вашъ баронъ.

— Не мой, можете себѣ взять! фыркнулъ маіоръ, — точь въ точь тетушка Фелисата Борисовна.

— Онъ давно у васъ въ полку?

— Четыре мѣсяца. На каждый изъ моихъ вопросовъ отвѣтъ маіора заставлялъ себя ждать невыносимо долго. Но я упорствовалъ.

— Онъ изъ Петербурга переведенъ?

— Съ Кавказа.

— A что онъ тамъ дѣлалъ?

— Разжалованъ былъ въ солдаты.

— Въ солдаты!

Мнѣ показалось это ужаснымъ.

— Вѣдь солдатъ бьютъ! воскликнулъ я, съ отвращеніемъ думая, что такой "солдатъ" могъ полюбиться такой "волшебной красотѣ", какъ Любовь Петровна.

— Бьютъ, хладнокровно отвѣчалъ тѣмъ временемъ командоръ.

— Такъ вѣдь и его могли?…

— Нѣтъ, дворяне не подлежатъ…

Маіоръ остановился посреди аллеи, вперивъ въ меня свои неподвижные круглые глаза.

— Что это вамъ вздумалось? спросилъ онъ, вздергивая усы свои вверху, и вдругъ опять засмѣялся, но уже такъ, что можно было подумать, что онъ давится.

— Какъ же онъ вдругъ опять сдѣлался штабъ-ротмистромъ?

— За отличіе въ экспедиціи вернули чинъ по арміи.

— Такъ это правда, что онъ очень храбрый?

— Должно-быть, отрѣзалъ командоръ.

— Только онъ, кажется, очень много думаетъ о себѣ, за говорилъ я опять. Мнѣ страстно желалось, чтобы командоръ сказалъ что-нибудь дурное про Фельзена.

— Извѣстно — гвардеецъ! сказалъ онъ только.

— A развѣ гвардейцы всѣ такіе?

— Аристократы, — не нашъ братъ, армейщина темная.

Маіоръ опять остановился, вытащилъ изъ кармана кисетъ съ табакомъ, набилъ трубку и принялся курить съ новымъ ожесточеніемъ.

— Онъ вѣдь нѣмецъ? принялся я опять допрашивать.

— Кто?

— Да онъ же, этотъ баронъ.

— Изъ Курляндіи.

— A вы откуда, маіоръ?

— Изъ Костромской губерніи.

— Такъ вы не нѣмецъ?

— Такой же нѣмецъ, какъ вы жидъ, фыркнулъ онъ снова.

— Я очень радъ этому, сказалъ я.

— Чему вы рады?

— Что вы не землякъ этому господину.

— A чѣмъ онъ васъ обидѣлъ?

Я ужасно сконфузился и разсердился на этого пучеглазаго верзилу.

— Поздравляю васъ, если вы его любите! откололъ я ему "въ пику", какъ выражалась Настя, и замедлилъ шагомъ, чтобъ отстать и уйти отъ него.

— Чего мнѣ его любить? отвѣчалъ онъ на ходу, не замѣчая моего маневра. — На то есть у него женскій полъ, пробурчалъ онъ.

Я его опять догналъ.

— A женскій полъ его очень любитъ, скажите? приставалъ я въ маіору.

— Должно быть.

— Почему же должно-быть? Вѣдь не каждаго же долженъ женскій полъ любить?

— Извѣстно, не каждаго. Вотъ меня онъ уже пересталъ любить, а васъ еще не начиналъ, отвѣчалъ маіоръ, искоса смѣривъ меня взглядомъ.

— Почему же надо непремѣнно, чтобъ его любили? приставалъ я.

— Потому — все имѣетъ: изъ себя видный, воспитанъ, на всякихъ языкахъ объясняться можетъ, всякую штуку видалъ, тянулъ маіоръ, пріостанавливаясь на каждомъ словѣ. - A главное — ловокъ, шельмецъ, заключилъ онъ, вытряхивая на руку золу изъ своей потухшей трубки.

— И это по-вашему хорошо? воскликнулъ я съ негодованіемъ.

— Что хорошо?

— То, что онъ… "Не могу я однако сказать ему, что этотъ противный баронъ хочетъ свести съ ума мать Васи!" подумалъ я и замолчалъ.

Маіоръ пристально взглянулъ на меня и словно прочиталъ мысль мою на моемъ лицѣ.

— И не то еще бываетъ, молодой человѣкъ, — ничего съ этимъ не подѣлаешь!… A вы съ сынкомъ-то подружились? спросилъ онъ.

— Съ какимъ сынкомъ? спросилъ я; въ свою очередь нарочно.

— Ну, вотъ… съ Лубянскимъ?

— Я его какъ брата люблю! воскликнулъ я.

— Вона! маіоръ усмѣхнулся.- A впрочемъ это къ чести вашей: мальчикъ достойнѣйшій. A затѣмъ мое почтеніе!