— Скажите, пожалуста, тетушка, молвила въ корридорѣ красавица, — она меня не видѣла, — отчего это вы хотѣли держать въ тайнѣ письмо… этого офицера къ вашему мужу?|
— Ахъ, Любочка, отвѣчала съ замѣшательствомъ, остановясь на ходу, Анна Васильевна, — ты вѣдь знаешь… при Герасимѣ Иванычѣ…
— Что при Герасимѣ Иванычѣ? переспросила та гордымъ и холоднымъ тономъ.
— Я такъ боялась… что мой старый, — онъ, ты знаешь, у насъ какъ блажной, что взбредетъ на думку, то и говорить ему надо, — что сталъ бы онъ при Герасимѣ Иванычѣ свои балясы распускать про того барона, что онъ за тобою пропадаетъ и вотъ теперь, можетъ, уѣхалъ все изъ-за тебя же…
— Ну и пусть! Можетъ быть это и правда, — почемъ вы знаете? раздраженно отвѣтила на это мать Васи.
— Такъ вѣдь это и хорошо, если правда, Любочка! воскликнула Анна Васильевна. — Только ни хорошаго, ни дурнаго про такое, что при мужѣ твоемъ вѣдь не надо… вѣдь очень жестоко говорить, Любочка! промолвила она ласковымъ, почти молящимъ голосомъ. — Ты знаешь, вѣдь это его равно, что ножомъ рѣзать!…
— Такъ что же это, тетушка! воскликнула Любовь Петровна въ гнѣвномъ порывѣ, въ которомъ такъ и чуялись близкія, горячія слезы. — Это безуміе, эта безсмысленная ревность будетъ меня до гроба преслѣдовать?
И она побѣжала по корридору. Анна Васильевна едва поспѣвала за ней.
XIX
Итти за ними было неловко. Я зашелъ въ себѣ въ комнату, не засталъ Керети, подождалъ немного — и отправился въ Галечкѣ. Тамъ также никого не было, кромѣ молодой хозяйки и миссъ Пинкъ. "Губернаторша" приняла меня свысока и глядѣла расфуфыренною павой, въ своемъ длинномъ, неловко еще на ней сидѣвшемъ, платьѣ,- длинныя платья она выпросила себѣ дозволеніе носить только предъ самымъ нашимъ пріѣздомъ въ Богдановское. Я рѣшительно былъ у ней въ опалѣ: во-первыхъ, самъ отсталъ отъ нея и пересталъ "обожать" съ самой первой минуты, когда увидѣлъ Любовь Петровну; во-вторыхъ, разъ она уже надѣла длинное платье и поступила на положеніе jeune personne, — она почитала для себя унизительнымъ обращать вниманіе на "мальчика". Я понялъ это съ перваго ея слова и тотчасъ же рѣшилъ не выйти изъ ея комнаты, прежде чѣмъ не побѣсить ее хорошенько.
— Чему я обязана чести васъ видѣть? спросила она меня по-французски, едва вошелъ я въ ней, церемонно отвѣшивая мнѣ поклонъ одною головой сверху внизъ.
— Обязаны вы этимъ вашей maman, отвѣчалъ я ей на это, принимая самый развязный и равнодушный тонъ, — она меня приглашала сюда съ собой и сказала, что я застану на этой половинѣ — я, нарочно, не хотѣлъ сказать: у васъ, — моего брата и monsieur Керети. Я очень жалѣю, что ихъ никого здѣсь нѣтъ.
— M-r Керети и Левушка m'ont fait l'honneur de déjeuner chez moi, принимая, въ свою очередь, видъ театральной царицы, молвила Галечка, — и послѣ этого ушли, кажется, въ садъ.
— Рыбу удить на озеро, добавила миссъ Пинкъ, — но я знаю, что они ничего не поймаютъ. И она засмѣялась своимъ гортаннымъ англійскимъ смѣхомъ, показавъ мнѣ при этомъ весь заводъ своихъ бѣлыхъ, ровныхъ, но очень ужь большихъ зубовъ.
— A гдѣ же Анна Васильевна? Развѣ она не приходила сюда?
— Нѣтъ, отвѣчала опять миссъ Пинкъ. — Она также пошла въ садъ, мы ее сейчасъ видѣли въ окно…
— Avec ma cousine, сказала Галечка.
— Это это ваша cousine? спросилъ я съ дѣйствительнымъ, въ первую минуту, удивленіемъ.
— A вы не знаете? Странно! колко и съ полупрезрительною, полулукавою улыбкой возразила она.
— Нѣтъ, не знаю.
— Ma cousine — Любовь Петровна Лубянская, мать Васи, вашего друга.
— Ахъ, вотъ кто! И я расхохотался.
— Я думаю, что такъ! вся покраснѣвъ, отрѣзала Галечка. Мужъ ея родной племянникъ папа, сынъ его сестры, — значитъ по мужу, она мнѣ cousine, и еще cousine germaine.
— Да, да, я вспомнилъ, продолжалъ я смѣяться, — но очень ужь это смѣшно, c'est très drôle, что вы ее называете "ma cousine".
— Mister Boris говоритъ это потому, что находитъ васъ слишкомъ молодою, чтобъ быть кузиной дамы, у которой сынъ старше васъ лѣтами, поучительно объяснила миссъ Пинкъ на своемъ родномъ языкѣ.
— Ну, конечно! сказалъ я на это по-русски.
Галечка не сочла нужнымъ возражать и, прищурившись, стала глядѣть въ окно.
— Изъ этого окошка какъ все хорошо видно и слышно! съ удареніемъ сказалъ я опять.
Она повернула во мнѣ голову.
— Это что значитъ?
— То значитъ, что отсюда можно не только все видѣть, но и слышать, и не только слышать, а еще и слушать.
Глаза Галечки такъ и забѣгали.
— Что слушать?
— A то, что не позволяютъ, отвѣчалъ я съ самымъ невиннымъ видомъ.