Въ это время на другомъ концѣ залы отворились двери нараспашку. Кто-то вошелъ и остановился, склонивъ учтиво голову предъ проходившею хозяйкой и генераломъ. Блеснулъ красный ментикъ, расшитый серебряными шнурами, — и Ѳома Богдановичъ, вырвавшись изъ ряда и таща за собою свою даму, кинулся въ нему съ громкимъ голосомъ:
— Сюрпризъ! A говорилъ же я, будетъ сегодня у меня сюрпризъ!
Неожидавшій, видно, никакого сюрприза, генералъ круто осадилъ на ходу Анну Васильевну и потянулъ назадъ голову изъ высокаго воротника своего мундира. За нимъ остановились всѣ, пары смѣшались. На хорахъ послышался сухой ударъ капельмейстерокой палочки, — музыка смолкла… Ѳома Богдановичъ повисъ на шеѣ барона Фельзена…
Я почувствовалъ, какъ рука Васи внезапно похолодѣла въ моей рукѣ. Онъ отдернулъ ее и отошелъ въ сторону.
— A рады, рады, признайтесь, — заслужилъ я отъ васъ спасибо? говорилъ хозяинъ, ухватывая опять руку Дарьи Павловны и, самъ весь колеблясь отъ смѣха, подводя ее въ новоприбывшему.
— Я, въ самомъ дѣлѣ, очень рада вамъ, баронъ, отвѣчала румяная дама, подавая ему руку и глядя на него своими черными, веселыми глазами.
— A вы тамъ что, наверху, заснули себѣ! загоготалъ снова Ѳома Богдановичъ, закинувъ голову и махая рукой музыкантамъ. Вальса швитче, греми музыка вальса! Баронъ, отличайтеся!
Фельзенъ тотчасъ же охватилъ талію Дарьи Павловны и стремительно понесся съ нею по залѣ.
Трухачевъ подлетѣлъ въ Любови Петровнѣ.
Я успѣлъ уже помѣститься поближе въ ней и глядѣлъ на нее во всѣ глаза.
— Вы меня не уроните? засмѣявшись спросила она Трухачева. И ничего не сказали для меня эти шутливыя слова, эта ея спокойная равнодушная улыбка; только еще блѣднѣе показалось мнѣ ея лицо, еще сосредоточеннѣе выраженіе ея потемнѣвшихъ глазъ.
Лихой поручивъ помчалъ ее и, въ доказательство своей ловкости, сдѣлалъ съ ней цѣлыхъ три тура.
— N'abusons pas! засмѣялась она опять, вырываясь отъ него и возвращаясь на прежнее мѣсто.
Фельзенъ и его дама стояли тутъ же.
— Baron, mon oncle а raison — c'est une vraie surprise! молвила Любовь Петровна на его глубокій поклонъ, оправляя обѣими руками свою прическу.- Quel coup de vent vous ramène ici? продолжала она, медленно протягивая ему руку.
— Qn coup d'état manqué, madame! отпарировалъ онъ, пожимая эту руку съ глубокимъ поклономъ.
— Какъ онъ любезенъ, однако! со смѣхомъ обратилась она въ Дарьѣ Павловнѣ. — Еслибъ его coup d'état удался ему, мы бы никогда, значитъ, его болѣе здѣсь не увидали?
— Совершенно справедливо, тѣмъ же тономъ и также обращаясь къ Дарьѣ Павловнѣ, отвѣчалъ гусаръ, — и съ этою единственною цѣлью онъ былъ даже предпринятъ.
— Ecoutez, воскликнула румяная дама, — да вы просто грубите!
— Нисколько, отвѣчалъ онъ, — я спасалъ себя отъ гибели, какъ всякая уважающая себя власть.
— Это значитъ?…
— Это значитъ то, повторилъ почти серьезно Фельзенъ, — что прекрасная здѣшняя сторона devenait trop île de Calypso pour moi…
— Et la nymphe Eucharis? едва давъ ему кончить, вопросительно подняла на него глаза Любовь Петровна.
Что-то неуловимое, мгновенное, какъ блескъ зарницы, промелькнуло въ обмѣненномъ ими взглядѣ,- но отъ этого чего-ото меня точно ножомъ рѣзнуло по сердцу. За это что-то, почувствовалъ я въ это мгновеніе, люди не задумываются отдавать жизнь…
— Et la nymphe Eucharis? спросила опять Любовь Петровна, переводя глаза на Дарью Павловну и улыбаясь ей такъ, что не могло оставаться сомнѣнія, кого именно она разумѣла подъ нимфой, противъ очарованій которой счелъ баронъ Фельзенъ нужнымъ прибѣгнуть къ coup d'état… Румяная дама зардѣлась по самыя уши.
— Que ditesvous, ради Бога, душечка! воскликнула она, испуганно простирая руки къ Любови Петровнѣ.
— Rien d'impossible, отвѣчала та, — quand on est jolie comme vous…
И, приподнявъ свой круглый съ ямочкой локоть, причемъ тонкая ея талія качнулась, точно стебель цвѣтка, русалка опустила руку на плечо подошедшаго къ ней въ это время офицера и полетѣла съ нимъ по залѣ. Дарья Павловна робко, какъ бы не смѣя уже болѣе глядѣть прямо въ лицо Фельзена, взглянула на него сбоку.
— Отсутствующіе всегда неправы, проговорилъ онъ, усмѣхаясь своею, давно знакомою мнѣ, двусмысленною улыбкой.
— Пойдемте лучше вальсировать, безъ улыбки отвѣчала она на это.
"Зачѣмъ Она хочетъ увѣрить эту бѣдную Дарью Павловну, что Фельзенъ влюбленъ въ нее?" подумалъ я. "Вѣдь она лучше всѣхъ знаетъ, что это неправда… И неужели она не знала, что Фельзенъ непремѣнно пріѣдетъ сегодня, — не выжидала-ли она его утромъ у Галечки? Къ чему же это притворство, въ чему обманъ?" Недоброе чувство шевелилось во мнѣ: мнѣ словно стыдно было за нее, и въ то же время я чувствовалъ, что самъ я готовъ бы былъ на всякій обманъ, на самую постыдную ложь, за то только, чтобы, какъ этотъ гусарскій офицеръ, вальсировавшій теперь съ нею, имѣть счастіе обнять ее моею рукой и крѣпко-крѣпко держать ее, такъ, чтобъ ея бѣлое, обнаженное плечо прижалось къ моей груди, чтобъ ея дыханіе чувствовалъ я на лицѣ моемъ… Но я не умѣю вальсировать, да еще въ два темпа… A еслибы даже умѣлъ, — я не могъ бы, я бы упалъ въ обморокъ, кажется… Какъ это они всѣ могутъ вальсировать съ нею, и такъ близко держать ее къ себѣ, и съ ума не сходятъ отъ счастія!…