– Трагедии только не устраивай.
– А я могу, ты же знаешь.
– Ага, и не начинай делать так, чтобы другие чувствовали себя неловко.
– Ты это про что?
– Сам, Олегушка, знаешь.
– Если ты про то, что я спросил у казначея про то, где бюджет города, а затем намекнул ему, что скорее он его съел, то я тут не при чём.
– То есть, как это? – засмеялся Алик, – почему не при чём?
– Если он реально еле-еле передвигается и штаны на нём уже не сходятся! Что я могу с этим поделать?
– Согласен, а как относится к твоей выходке, когда ты у министра обороны уточнил, почему его жена живет богаче чем он?
– Я всего лишь поинтересовался у него, как так получается, что у его жены четыре квартиры в центре Москвы, каждый месяц новая машина, фотки постоянно в Инстаграм выкладывает, как она на тех или иных островах отдыхает, а его зарплата всего сто пятьдесят тысяч в месяц.
– А он что?
– Учитывая, что рядом стоял глава нашего следственного комитета, он сказал, что очень рад за свою жену и за то, что она так хорошо ведет свой бизнес.
– Бизнес? Это какой же?
– Вот и мне стало интересно, учитывая, что её образование ограничивается девятью классами, – с улыбкой произнес Олег. – Но если бы я это спросил, то меня, наверное, больше бы никто никогда не увидел.
– Это верно. Какие планы?
– А с какой целью интересуешься?
– Не отвечай как еврей на исповеди.
– Да, не знаю, хочется уехать.
– Далеко?
– Земля, к сожалению, небольшая. В любом случае встретишь людей, хотя именно от них-то и хочется уехать.
– Эка, тебя, брат унесло. Ещё рано тебе такие мысли иметь, ещё жизни не успел повидать. – Произнес Алик, затем заметив как Олег смотрит на Олесю, добавил, – зря ты так загоняешься. Поберёг бы лучше себя. Не нужно тебе это.
Олег ничего ответил. Его мысли были далеко. Он мысленно прощался с Олесей и со своими мечтами. Олег понимал, что не сегодня, так в другой день Олесю «пристроят», найдут ей жениха. Это дело было решенное. Она себе не принадлежала. Ещё пару лет поиграет в самостоятельность, затем успокоится и подчинится отцовской воле. Ведь без отца ей ничего не светит, она зависит от его положения, от его денег и власти. Надо быть очень сильным человеком, чтобы отказаться от такого комфорта и образа жизни. Олег это всё понимал, но почему-то до последнего надеялся, что, вопреки всему, что-то ещё может получиться. Но именно в этот день он понял, что это конец. Прекрасная сказка закончилась. Он мог бы пробовать делать вид, что ничего не было, что этого сватовства он не видел и что Олеся всё та же. Но он не хотел врать. Ни себе, ни ей. Их отношения превратились бы в муку, в историю с заведомо для всех грустным концом. Олеся начала бы его избегать, параллельно ненавидя себя за это. Затем эта её ненависть перешла бы на Олега. Так всегда бывает. «Лучше я останусь в её воспоминаниях не жалким мальчишкой, а беззаботным, насмешливым и сильным воином» – решил Олег, почему-то припомня цитату какого-то философа о том, каких мужчин любят женщины. Пожелав Алику доброй ночи, Олег оделся и вышел в тот момент, когда Олеся не могла заметить этого. «Вперёд! Вперёд! Враг на пороге!» – обманчиво весело декламировал он себе.
***
Кипров редко давал гневу вырываться наружу. Он берег свои нервы. К тому же на холодную голову проблемы решать гораздо проще. Если кто-то не нравился, то этот человек просто уходил из его жизни: больше не велся совместный бизнес, человек просто уезжал из города, страны, на время, навсегда. Вариантов много. Неугодный человек мог также быть отправлен жить в гостиницу с названием «Кузьминское кладбище». Хотя последним методом Кипров не любил пользоваться. Дорогостоящее занятие. Мелкого игрока убивать нет никакого смысла, ведь и вреда от него почти нет. Крупную рыбу наоборот так просто не взять, надо искать профессионала, а они берут будь здоров. Бывает проще заплатить тому, кто должен молчать, чем устранять его. В итоге Кипров сначала пробовал все те варианты, при которых он меньше всего потратит ресурсов, причем на первый план выходили ресурсы, касающееся здоровья, чем денежного благополучия. Но в этот раз все было по-другому. Кипров орал. Причем орал не так, как орут учителя в школе, и не так, как болельщики, когда их команда выигрывает или проигрывает, и даже не так, как орал Гитлер на своих подчиненных в начале сорок пятого года. Кипров отдавался крику полностью и без остатка. Его лицо, обычно спокойное, было все искажено в гримасе злости и гнева. Капли пота появившееся ещё в начале разговора, который и привел к таким последствиям, норовили уже капнуть ему на рубашку. Но Кипров не замечал этого, его очки, давно брошенные на стол, треснули, сам он, перегнувшись через стол и взяв за воротник своего собеседника, трясясь всем телом, продолжал кричать.