— И мне туда? — приподняв бровь, спросила я.
Когда точеная мордочка с пушистыми черными усами склонилась в утвердительном кивке, я ощутила, как каменеют ноги. Тонкие шпильки окончательно утонули в земле, а колени предательски подкосились. Схватившись рукой за калитку, я смогла вернуть себе равновесие, но тут же снова качнулась, так как она подалась вперед, освобождая мне проход. Засов не был закрыт, поэтому вес моего тела заставил ее отвориться по инерции. Кот стоял и ждал, а я обдумывала увиденное. Эти хвостатые твари умные, как черти, но чтобы так по — человечески кивать…
Острые когти поскребли плиты дорожки, а зеленые глаза вопросительно посмотрели на меня. Почему-то очень захотелось развернуться и пойти назад, где толпились неприятные, но вполне понятные люди. Но вместо этого разумного поступка я шагнула за калитку и… застыла как вкопанная.
Странное видение искаженной в прозрачных парах реальности, сквозь которое без каких-либо посторонних ощущений пробилось мое направленное вперед тело, рассеялось, как дым. В ноздри ударил едкий запах, и перед расширенными от изумления глазами предстала большая каменистая пустошь, за которой теснились скалистые красно — коричневые горы, их пики на фоне ярко — голубого неба тянулись ввысь, словно гигантские звериные когти, желающие захватить в плен светило. Бледно лиловое… хотя нет, скорее белое, но в окружении розовых облаков, оно казалось именно таким. Не в силах оторвать взгляд от необычного небосвода, я инстинктивно шагнула назад. Раздался неприятный хруст, каблук проехал по чему-то скользкому, и, очнувшись от небесного наваждения, я посмотрела вниз.
Удивление сменилось шоком, тело застыло, будто статуя, а на приоткрытых губах повис немой крик. Голос пропал, и его в этом сложно обвинить. Я бы и сама с удовольствием куда-нибудь делась, но вместо калитки и церковного дворика за спиной была тянущаяся на несколько сотен метров равнина, сплошь покрытая мелкими камнями, буграми и… человеческими останками.
Грациозная черная тень обошла меня по кругу, став наполовину прозрачной. Но изумруды кошачьих глаз по — прежнему горели, правда, теперь в них были вызов, насмешка и ожидание. Именно этот взгляд вывел меня из оцепенения и… окончательно разозлил.
Глава 3
Кто сказал, что бег продлевает жизнь?
Памятник ему! И цветы на могилку.
Мертвые тела… выгоревшая на солнце кожа, обрывки истлевших тканей, поломанные кости, а дальше — скелеты, черепа и кровь… много крови. А точнее то, во что превратилась эта столь необходимая человеческому организму жидкость, пропечатавшись темными пятнами на камнях.
Мертвецы лежали повсюду. От свежих до окончательно иссохших. Сотни, если не тысячи… и все они, судя по останкам тряпья, были в момент смерти разодеты для какого-то торжества. В отстраненно — тормозном состоянии я рассматривала ближайшие трупы, более свежие, чем те, что уродливым ломом громоздились поодаль. И интуиция моя твердила как заведенная всего два слова, полных жуткого смысла: «это невесты!» Из-за слабого с детства зрения, не сходя с места, разглядеть остальных, возможности не было. Да и сил, признаться, тоже.
Рядом с моими ногами неряшливыми кучками покоились два вполне свежих тела. Белое платье первой жертвы рябило багровыми разводами, а изорванная в клочья фата покрывала обезображенное лицо. У второй девушки не было головного убора, как, впрочем, не было и головы. Зато оторванные от туловища руки, сжимавшие забрызганный какой-то желто — зеленой жижей букет, остались почти нетронутыми. Сколько времени они пролежали здесь? День или больше? Цветы завяли и высохли, а кровь превратилась в потрескавшуюся корку. Тошнотворный запах разлагающейся плоти заставлял сжиматься мой пустой желудок. А в голове вспыхивало, как спасительный огонек далекого маяка в бескрайнем море ужаса: «Это сон, сон… страшный сон и ничего более». Но кошмар и не думал исчезать, поражая своей изощренной реалистичностью.
Тающая в воздухе кошачья физиономия откровенно подмигнула мне и исчезла прежде, чем я, очнувшись от шока, успела дать ей пинка.
— Ш-ш-ш-р-р-р-мр-р-разь! — ядовитое шипение перешло в рычание, вернув мне дар речи.
Я зажмурилась, открыла глаза снова: картина не изменилась. Больно ущипнув себя за локоть, приобрела синяк, но, увы, не проснулась. Наваждение не желало покидать, а разум отказывался верить. Благодаря последнему, вместо законной в такой ситуации паники надо мной господствовала спасительная заторможенность. Движения были механическими, мысли медленно текучими, а ощущения какими-то невнятными, будто все происходит с кем-то другим, а я лишь сторонний наблюдатель, оставшийся за кадром. Но за кадром, к сожалению, была та черная тварь, что заманила меня сюда. А я… я стояла в самом эпицентре событий, которые не преминули начать свое неизбежное развитие.