Я мог бы спросить обо всем этом подробнее у Элизарезз. Но я знал: она поморщится и скажет, что этой книжке не верит, писал ее дилетант, и вообще историю легко исказить и приукрасить, и еще добавит, что некоторым неплохо бы изучить ту область магической науки, к которой есть способности, а потом уже лезть в чужие. Так что проще прочитать самому. Элизарезз знала, что в магии я полный ноль, а иначе давно бы уже уехал в любой из Зачарованных. Но она любила меня по-своему, в грубоватой, странной манере, и давать повод для нелепой надежды – в ее стиле.
Элизарезз закончила накрывать на стол — идеально чистое стекло фужеров ловит оранжевые отблески камина. У меня был абсолютно такой же сервиз, пока я не взорвал его во время магической практики. Это было в один из тех периодов, когда отец уходил из дома, оставляя нас с сестрой на попечение соседки, вечно возящейся со своими железяками.
Впрочем, лучше не думать об этом. Почему-то, вспоминая прошлое, я начинаю цепляться за бесконечные «если бы». Забывая о том, что время линейно.
Старшая делает неуловимый жест рукой — и все свечи, находящиеся в комнате, вспыхивают, а огонь в камине чуть гаснет. Огненная магия красива, заклинания и жесты чертовски изящны.
Я сажусь напротив Элизарезз и наблюдаю, как она неторопливо разливает подогретое вино по бокалам, затем убирает темные волосы с глаз. Она скучающе произносит:
— Настал миг, который ты весь вечер ждал — начало ужина.
— Не то чтобы я был такой голодный... — вздыхаю я.
— Да, и пришел сюда исключительно за книгами, а не для того, чтобы за мой счет набить желудок.
Больно надо спорить. Таких перепалок у нас было миллионы. Я знаю, что Старшая любит готовить, и знает, что кто-кто, а уж я ее мастерство оценю.
Ужин продолжается в полной тишине — Элизарезз невозмутимо поглощает содержимое маленьких серебряных тарелочек, принесенных пожилой домоправительницей. Изредка бросает холодные взгляды в окно и на меня. Я быстро управляюсь с морепродуктами и странными пирожками, слепленными из зеленоватой крупы, и чищу мандарины. Корки в одну кучку, дольки — в другую. А потом начинаю пить вино, сегодня более терпкое, чем обычно, и заедать мандаринами. Элизарезз роняет, что это пошло, но я лишь пожимаю плечами и изучаю ленивые языки пламени у нее за спиной.
Старшая любит меня подкалывать и строить. Но внутри она спокойна и будто постоянно уставшая, и при этом повелевает, если можно так пафосно выразиться, самой разрушительной и непредсказуемой стихией из всех, что изучает магия. Контраст, который удивляет меня с детства, с нашей самой первой встречи, еще тогда, когда Кристина была жива. О ней мне совсем не хочется думать, и я комкаю салфетку и бросаю ее на стол:
— Что ж, спасибо. Я могу забрать книгу?
Элизарезз кивает:
— Да. Но ты ведь не только посмотреть на старую учительницу приехал?
— У меня контракт, я же писал тебе, — замечаю я. – Завтра трудный день. Сейчас доем и отправлюсь на поиски гостиницы...
Старшая перебивает:
— Уже полночь, оставайся здесь. Как-никак я за тебя отвечаю, а местность вокруг незнакомая... Ты сам видел охрану Хиганбаны: они ленивы и сонны, но если захотят тебя выдворить — найдут, к чему придраться.
— Но согласись, я выбрал идеальный день для приезда, — ухмыляюсь я.
Элизарезз изящно вытирает губы салфеткой и показывает рукой в угол комнаты:
— Диван к твоим услугам.
Пока со стола убирают, я нахожу вновь на полке нужную книгу — бордовая обложка, серебристый обрез. Перебираюсь на диван и разворачиваюсь лицом к камину, немного почитаю перед тем, как он окончательно потухнет.
Элизарезз едва заметно хмурится и делает резкое движение рукой в сторону камина. Огонь гаснет полностью.
— Нечего глаза портить, — раздается в темноте, — спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — отвечаю я, стараясь, чтобы это звучало как «пошла ты». Я бесконечно уважаю эту женщину, но мне уже не семнадцать.
Я поудобнее заворачиваюсь в плащ и медленно соскальзываю в очередной запутанный, переливающийся осенним золотом сон.
Я так далеко от дома.
2.
Парни из Отряда говаривали, что Хиганбанский Бог – вообще-то, женщина. Старина Луи Кессен проводил метатехнические ритуалы на крыше Политеха, где каждый желающий мог пустить немного кровушки во славу «Богини». Рене и Джейкоб неоднократно, по их словам, видели «Хиганбанского ангела» во сне и медитационном трансе и общались с ней. Я этим россказням не верил, потому что Бог не может преодолеть ментальный барьер, который окружает Хиганбану.