Зачем мне этот миллион?
КОНФЛИКТ В ПРИОЗЕРСКЕ
НА ЮБИЛЕЕ ГЛЕБА КРУГЛОГО
Торжество обещало быть вполне праздничным. Пятьдесят лет — довольно существенный жизненный рубеж, нечто вроде пика среди длинной горной гряды, и Глеб Борисович Круглый готовился к своему юбилею тщательно и дотошно. Его дача под Приозерском, только что отремонтированная и обновленная, сверкала свежими красками, до блеска протертыми окнами и выглядела сегодня особенно уютно.
Дача была невелика — всего три комнаты, но две застекленные веранды, справа и слева, делали ее просторнее. Лужайки зеленой подстриженной травы, небольшие клумбы с пестрыми цветами, дорожки, посыпанные свежим желтым песком, — все свидетельствовало о том, что хозяин неустанно печется о своем гнезде.
Круглый не спеша сошел по ступенькам, поправил податливый, как губка, коврик у крыльца и пошел в дальний угол дачного участка. Здесь был установлен мангал. Над ним уже курился сизоватый дымок, на тонких медных шампурах томились куски аккуратно нарезанной баранины вперемежку с луком. Тяжелые капли жира скатывались с мяса на угли и вспыхивали шипящими желтоватыми огоньками.
Глеб Борисович перевернул шашлыки с боку на бок, с удовольствием вдыхая дразнящий аромат, витавший над мангалом. Затем, сняв с одного шампура наиболее прожарившийся кусок, попробовал его. Лицо приняло умильное, восторженное выражение.
— Даже в «Арагви» таких не подают, — проговорил он вполголоса и, довольный, направился обратно к даче, бубня под нос любимые рубай Омара Хайяма:
Глеб Борисович был кряжист и широк в плечах, его мощное дородное туловище венчала крупная голова с когда-то пышной вьющейся шевелюрой. Теперь от нее, правда, остались лишь редковатые пряди да черные подкрашенные баки. Карие, чуть навыкате глаза на загорелом, гладко выбритом лице частенько прикрывались рыжеватыми ресницами, будто желая скрыть от посторонних какие-то лишь хозяину известные мысли.
Скрипнула калитка, и на тропе показалась молодая женщина в темно-синем с белой отделкой платье, с легким плащом на руке. Глеб Борисович ринулся навстречу, широко раскинув в приветствии руки.
— Полина, как же я рад! Первая гостья и… самая желанная. Скажу честно — не надеялся. Ну, тогда сегодня у меня настоящий праздник.
Встряхнув копну пышных с золотым отливом волос, женщина смеясь проговорила:
— Не так восторженно, Круглый. Что удивительного? Пригласили — пришла. Не следует переоценивать этого факта.
— Ну-ну, не говори так, Полиночка. Я счастлив. На седьмом небе.
— Может, спуститесь оттуда и покажете свое хваленое ранчо?
— О чем речь! С удовольствием. С чего же начнем?
— С чего хотите.
— Пойдем в комнаты. Только извини, если что-нибудь там… ну, окажется неприбранным, не там положенным…
— Не прибедняйтесь, Круглый. Знаем вас.
В даче все было идеально чисто, а интерьер мог понравиться любому, даже самому придирчивому ценителю. Простая деревянная мебель, два-три пейзажа на стенах, пестрые домотканые половики на янтарем отливающем сосновом полу. Полина не могла скрыть своего восторга и удивления:
— Все сделано со вкусом. И красиво, и удобно. Поражаюсь одному — когда вы все это успели? И как?
— Старался. Но, не скрою, привлекал и посторонние силы. Иначе было бы трудно. Соседи-то по нескольку лет гоношат свои халупы, а я за год… — Круглый замолк на мгновение, а затем преувеличенно мрачно продолжал: — Только все это не доставляет мне радости. И ты знаешь почему.
Полина проговорила с укоризной:
— Опять вы за свое, Глеб! Я же просила…
— Ну хорошо, хорошо. Не буду. Сейчас не буду. Но когда-то, и, надеюсь, скоро, тебе придется и выслушать, и… решить. Я думал, что уж сегодня-то, в день моего рождения, ты будешь более отзывчива к моим страданиям.
Полина пристально посмотрела в глаза собеседника и, не заметив в них и тени этих самых страданий, с усмешкой проговорила:
— Ох, Круглый. Говорите-то вроде что-то значительное, а вдумаешься — слова, слова.
Круглый хотел обидеться, но сегодня у него было радужное, приподнятое настроение и он не хотел расставаться с ним.
— Но чем и как я могу доказать, если ты не хочешь понять?