6 сентября Сталин негласно выехал в Петербург и прописался там по паспорту П.А. Чижикова, на следующий день встретился с большевиками С. Тодрия и С. Аллилуевым, а 9 сентября был арестован, помещен в Петербургский дом предварительного заключения, откуда 14 декабря был выслан опять в Вологду сроком на три года под гласный надзор полиции.
Я не останавливался бы так подробно на одной из многочисленных коллизий жизни Сталина-революционера, если бы не некоторые детали, характеризующие натуру Сталина, связанные с тем периодом.
Когда он уезжал в Петербург, Онуфриева подарила ему свой нательный крестик с цепочкой и попросила на память фотографию. Фотографии Кобы красавица-крестьянка (ее отец был состоятельным крестьянином из Сольвычегодского уезда) по понятным причинам не получила, зато Сталин подарил ей книгу «Очерки западноевропейской литературы» с надписью: «Умной, скверной Поле от чудака Иосифа».
Вернувшись из северной столицы в Вологду не по своей воле, Сталин сразу же появился у Чижикова и в тот же день отправил Онуфриевой в Тотьму открытку с изображением Афродиты, где писал:
«24 декабря. Ну-с, «скверная» Поля, я в Вологде и целуюсь с «дорогим», «хорошим» «Петенькой». Сидим за столом и пьем за здоровье «умной» Поли. Выпейте же и вы за здоровье известного Вам «чудака» Иосифа».
Но пробыл в Вологде Сталин недолго. В январе 1912 года на VI (Пражской) партийной конференции 33-летний Сталин заочно избирается членом ЦК партии большевиков, а в середине февраля к нему в Вологду по поручению Ленина приезжает член Русского бюро ЦК Орджоникидзе – для личной информации Сталина о решениях, принятых в Праге.
И 29 февраля 1912 года Сталин бежит из ссылки. Незадолго до этого он посылает Пелагее Онуфриевой в Тотьму открытку:
«Уваж-мая П.Г.! Ваше письмо передали мне сегодня, и я тотчас направил его по адресу, т.е. на станцию Лугтомга Северной ж.д. (там служит Петька). По старому адресу больше не пишите… Если понадобится мой адрес, можете получить у Петьки. За мной числится поцелуй, переданный мне через Петьку. Целую Вас ответно, да не просто целую, а горячо (просто целовать не стоит). Иосиф».
Говорят: «Стиль – это человек»… Мысль очень уж рафинированная и не очень-то верная. Человек – прежде всего поступок. Недаром в известной формуле «Посеешь поступок – пожнешь привычку, посеешь привычку…» и т.д. именно поступок является тем «зерном», из которого произрастает вся судьба человека. Однако стиль действительно многое способен сказать о характере человека и всей его натуре. И из стиля писем раннего Сталина, да и позднего – тоже, видна натура живая, немного ироничная по отношению как к другим, так и к себе, абсолютно лишенная позы и тревоги насчет того, какое впечатление остается о тебе у других… Возможно, «записные» литературоведы и взъедятся на меня, но я бы назвал стиль писем (именно писем!) Сталина схожим в чем-то со стилем пушкинских писем. Но – только писем! Их роднит естественность, самоирония без самоуничижения и несомненное духовное здоровье.
Если вернуться к моменту побега Сталина из вологодской ссылки, то далее его жизнь разворачивалась весной 1912 года так…
В марте он был в Тифлисе и Баку, где провел ряд совещаний, а 1 апреля выезжает из Баку в Петербург, куда приезжает 10 апреля. Находясь на нелегальном положении, он редактирует большевистскую газету «Звезда» и пишет для нее много статей («Новая полоса», «Жизнь побеждает!», «Они хорошо работают…», «Тронулась!…»).
А 22 апреля 1912 года выходит первый номер ежедневной рабочей газеты «Правда», подготовленный Сталиным вместе с членами социал-демократической фракции III Государственной думы Полетаевым и Покровским и с большевиками-литераторами Ольминским и Батуриным.
В тот же день Сталина арестовывают и помещают в уже хорошо знакомый ему дом предварительного заключения, откуда он 2 июля высылается в Нарымский край под гласный надзор полиции на три года.
Но вся рабочая Россия уже знает его статью «Наши цели», анонимно (без подписи) опубликованную как передовая №1 «Правды».
В этой короткой блестящей статье есть слова, характерные не для фальсифицированного, а для реального Сталина на протяжении всей его жизни. Сталин писал о том, что целью «Правды» будет «освещать путь русского рабочего движения светом международной социал-демократии» и «сеять правду среди рабочих о друзьях и врагах рабочего класса», и продолжал:
«Ставя такие цели, мы отнюдь не намерены замазывать разногласий, имеющихся среди социал-демократических рабочих. Более того: мы думаем, что мощное и полное жизни движение немыслимо без разногласий, – только на кладбище осуществимо «полное тождество взглядов»!…»
И здесь в полной мерс проявлялся уже не эпистолярный, а публицистический и партийный литературный стиль Сталина – лишенный красот, но доходчивый и четкий. Причем стиль Сталина как политика сложился очень быстро! Первое серьезное печатное выступление Кобы – редакционная статья первого номера нелегальной газеты левого крыла грузинских марксистов «Брдзола» («Борьба»), увидевшего свет в сентябре 1901 года. И уже эта статья была боевой и чисто большевистской – за год до появления самого понятия «большевик».
Да, как натура цельная Сталин сложился рано, а то, чем был он уже в ранней юности, хорошо показывает стихотворение 16-летнего семинариста из Тифлисской духовной семинарии Coco Джугашвили:
Оно было опубликовано в грузинской газете «Иверия» в номере за 25 декабря 1895 года:
Ходил он от дома к дому,
Стучась у чужих дверей,
Со старым дубовым пандури,
С нехитрою песней своей.
А в песне его, а в песне,
Как солнечный блеск, чиста,
Звучала великая правда,
Возвышенная мечта.
Сердца, превращенные в камень,
Заставить биться сумел,
У многих будил он разум,
Дремавший в глубокой тьме.
Но вместо величья и славы
Люди его земли
Отверженному отраву
В чаше преподнесли.
Сказали ему: «Проклятый,
Пей, осуши до дна…
И песня твоя чужда нам,
И правда твоя не нужна!»…
Строки горькие, но пророческие… Клевета и ложь преследовали Сталина всю его жизнь, не говоря уже о лжи о нем после его смерти. Впрочем, удивительным было бы обратное, ведь у Сталина и у дела Сталина всегда хватало врагов.
Но хватало ведь и боевых друзей, и верных учеников. И обретал он их в борьбе. В парижской газете Керенского «Дни» в номерах за 22 и 24 января 1928 года эмигрант Семен Верещак, бывший эсер, опубликовал о Сталине два фельетона. О Сталине писал его политический враг? Но что писал:
«Я был еще совсем молодым, когда в 1908 году бакинское жандармское управление посадило меня в бакинскую Баиловскую тюрьму. Тюрьма, рассчитанная на 400 человек, содержала тогда более 1500 заключенных.
Однажды в камере… появился новичок. И когда я спросил, кто этот товарищ, мне таинственно сообщили: «Это Коба» (Сталину было тогда тридцать лет. – С.К.).
Живя в общих камерах, поневоле сживаешься с людьми и нравами. Тюремная обстановка накладывает свой отпечаток на людей, особенно на молодых, берущих примеры со старших. Бакинская же тюрьма имела огромное влияние на новичков. Редкий молодой рабочий, выйдя из этой тюрьмы, не делался профессионалом-революционером. Это была пропагандистская и боевая революционная школа. Среди руководителей собраний и кружков выделялся и Коба как марксист. В синей косоворотке, с открытым воротом, всегда с книжкой. В личных спорах Коба участия не принимал и всегда вызывал каждого на «организованную дискуссию». Эти «организованные дискуссии» носили перманентный характер.
Марксизм был его стихией, в нем он был непобедим. Не было такой силы, которая выбила бы его из раз занятого положения. На молодых партийцев такой человек производил сильное впечатление. Вообще же в Закавказье Коба слыл как второй Ленин. Отсюда его совершенно особая ненависть к меньшевикам. По его мнению, всякий, называющий себя марксистом, но толкующий Маркса не побольшевистски – прохвост. Он всегда активно поддерживал зачинщиков. Это делало его в глазах тюремной публики хорошим товарищем. Когда в 1909 году, на первый день Пасхи, 1-я рота Сальянского полка пропускала сквозь строй, избивая, весь политический корпус, Коба шел, не сгибая головы под ударами прикладов, с книжкой в руках»…