То, что это он – нет никаких сомнений. Тот же острый взгляд, который я видела всего пару мгновений, но в памяти зачем-то зафиксировала. Та же еле обозначенная ухмылка мажора-пофигиста. Та же расслабленная поза.
Самоуверенный бабуин!
– Нюш, ты чего зависла? – подруга щелкает пальцами у меня перед носом. – Я всё еще жажду услышать твои мысли. О! Ого-го…
Рыкова прослеживает мой взгляд и расплывается в довольной улыбке. Этакая акула, заприметившая, нет, не добычу, но интересный объект, чтобы вокруг него покружить.
– Какой горячий молодой человек, – произносит, растягивая слова.
– Обычный, – отмахиваюсь.
– Ну-ну… обычный… – фыркает Жанка с предвкушением в голосе. – Еще пара минут такого пристального внимания, Громова, и ты у меня задымишься. Или одежда на тебе, что вероятнее. Он же пожирает тебя глазами, будто целибат год соблюдал.
На последнюю фразу чуть не давлюсь коктейлем.
Тут подруга стопроцентно тыкает пальцем в небо. У этого эксгибициониста никаких простоев в сексуальном плане точно нет. Собственными ушами слышала.
Но не озвучивать же это?
Да я сгорю со стыда! Повторно.
– Жанетт, не придумывай, – ворчу, отвернувшись от типа, вызывающего в душе бурю негодования.
Нафиг эти гляделки!
По щекам разливается румянец смущения, а ладони потеют. Что за странная реакция, понять не могу. От этого злюсь сильнее.
– Ой, лапа, он даже на свою милаху под боком не реагирует, – хмыкает Рыкова, игнорируя моё ворчание. – Как интересненько… Знаешь, Нюш, а может и правильно, что ты со своим тирано-букой разведешься? Найдешь себе нормального мужика, горячего, а не замороженного по самое не балуй.
Повернувшись, наконец, ко мне лицом, Жанка играет бровями.
– Рыкова, тормози! – качаю головой. – Кобаль мне фиктивный развод предлагает. Наша семья останется прежней, а не… развалится.
– Прости, Нюш, но я слабо верю. Предложение Сёсёмы больше попахивает разводом в плане на дурака, а не расторжением барака как такового.
– С чего ты взяла?
Стараюсь говорить ровно, но в душе, глубоко-глубоко внутри, червячок сомнений соглашается с произнесенными вслух словами.
– Ну, не знаю… – рыжуля становится серьезной, как никогда. – Сама подумай, Ань. Вот ты бы ради карьеры отказалась от близкого человека? Поломала бы то, что строила годами?
– Нет, конечно.
– Вот и ответ, – щелкает пальцами. – А твои доводы… я могу угадать. Ты в очередной раз ему уступаешь, потому что привыкла уступать отцу. И, мне кажется, в какой-то мере, отношение к папе, прости, солнце, ты перенесла на благоверного. Только… – качает головой, явно думая о чем-то своем, – делая его счастливым, ты забываешь о себе. Это в корне неверно. Если не будешь ценить и любить себя, он тоже перестанет это делать.
– Жанн…
Хочется сказать, что она не права. Что заблуждается на счет Кобаля, но… почему-то не говорю и меняю тему, спрашивая про терки внутри уже её семьи.
Кристинке кости перемываем недолго, поскольку потребности там остаются неизменными: помочь материально, пустить на халяву пожить в квартиру, которую Жанна сдает, устроить на работу, замолвить словечко.
– Я хренею, дорогая редакция, – качаю головой, выслушав список, который с каждым годом не изменяется, а лишь слегка корректируется. – Разве ж так можно?
Лишившись мамы, а потом отца, честное слово, я всегда завидовала тем, у кого есть надежный тыл из многочисленных родственников. Но в отношении Рыковой как не стараюсь, это не выходит.
Такая родня вызывает стойкое отторжение.
– Можно, Нюш, – хмыкает Жанна. – Они не парятся о моральной стороне. Лишь злятся, когда я пропускаю их хотелки мимо ушей.
Заигравший заводной трек не оставляет нас обеих равнодушными и, переглянувшись, дружно устремляемся к танцполу. Мы пришли не только загрузиться проблемами, но и разгрузиться. А еще отлично провести время, посмеяться, развеяться и натанцеваться так, чтобы ножки отваливались.