С голосом стало получше. Очень тихо, но говорить я уже могла.
— Я пишу детективы. В издательстве мне предложили помочь написать детектив Анне Сергеевне. У нее был придуман сюжет. Я приехала к ней домой, послушала ее и поняла, что не сумею написать, как ей нужно. Поэтому я отказалась. А вчера я пришла с подругой в фитнес-центр, меня увидела Анна Сергеевна и решила, что я ее выследила. Она стала на меня кричать. Зато сегодня провела в вип-зону, извинилась и сказала, что ей очень нужно поделиться со мной чем-то важным. Но не сей момент, потому что за нашим разговором, якобы, следят. Она попросила меня прийти сюда в девять вечера через служебный вход, обещала оставить дверь незапертой. Я пришла. В комнате было темно. Я включила свет и обнаружила тело.
Краткость — сестра таланта. Особенно когда у тебя проблемы со связками. Но, похоже, моя лаконичная повесть не проняла бесчувственного подполковника. По крайней мере, лицо его выражало неприкрытое сомнение.
— Говорите, сегодня она перед вами извинилась? А свидетели утверждают, кричала на вас хуже вчерашнего.
— Для виду, — пояснила я. — Чтобы сбить с толку тех, кто, по ее мнению, за ней следит.
— И кто это может подтвердить?
Я пожала плечами, а подполковник продолжил:
— Вы виделись всего один раз, поболтали о литературе, и вдруг она решила вам довериться в вопросе жизни и смерти. Именно вам, а не более близким своим знакомым.
— Потому что я лузер, — в ужасе, что упустила столь важную деталь, отчиталась я, — а они практичные и за деньги ее выдадут. Так она объяснила.
Степанов между тем внимательно изучал мою фотографию на пропуске. Я испугалась еще больше. Получив в свое время институтский пропуск, я впала в такую депрессию, что Настя вынуждена была подвести меня к зеркалу и провести сеанс психотерапии.
— У тебя сколько глаз? — строго вопрошала она.
— Два.
— А здесь сколько?
— Один.
— У тебя есть шея? — продолжала моя подруга.
— Есть.
— А здесь?
— Нет.
— У тебя лицо синее?
— Нет, — радовалась я.
— А здесь синее. Почему ты считаешь, что это ты? Только потому, что на этом существе твой свитер?
Так вот, одноглазое бесшейное синее существо в моем свитере вряд ли было способно вызвать положительные эмоции. Боюсь, его хотелось не то что арестовать, а немедленно казнить без суда и следствия. Поэтому мне не нравилось, что подполковник разглядывает пропуск. Мозг мой судорожно искал способ оправдаться, пока еще не поздно.
— Анну Сергеевну убили из пистолета, — сообразила я. — Ну, откуда у меня пистолет?
— Как раз огнестрельное оружие в наши дни достать не проблема, — отмахнулся Степанов.
— Вам-то, конечно, не проблема, — прорезавшимся от возмущения басом прокомментировала я.
— Вы что, меня обвиняете в убийстве? — опешил подполковник.
Час от часу не легче! Нет, надо следить за манерой выражаться, не доведет она меня до добра.
— Не обвиняю, нет, — поспешно забасила я. — Просто объясняю, что люди вроде меня видят пистолеты только по телевизору. И хотела б — не достала бы.
Милиционер оживился.
— А хотели?
Я с трудом сдержалась, чтобы не рявкнуть — будете и дальше издеваться, достану и даже применю! Ну, за что мне такая напасть?
— Не хотела.
— Ладно, — вздохнул Степанов, — идите пока. Подпишите здесь и здесь. Завтра в семнадцать часов придете в наш отдел. И помните — до окончания следствия вы не должны покидать город.
Я была согласна на все, лишь бы вырваться. Сама не помню, как добралась до дома. Там я прежде всего влезла под душ и долго мылась, причем с головой — верное средство от отрицательных эмоций. Не успела толком вытереться, как затрезвонил телефон. Кто же, если не Настя?
— Ну, как? — поинтересовалась она. — Что-то ты долго.
— Ты была права, — честно призналась я. — Лучше бы я туда не ходила…
И я поведала ей свою печальную историю.
— Да, — потрясенно прокомментировала Настя, — ты больше не в стагнации. Поздравляю!
— Боюсь, что так, — вздохнула я. — Очевидно, ты очень хотела меня из нее вывести — и вот результат. Надеюсь, что ты представляла себе этот процесс более гуманным.
Настя оживилась.
— А на следующем этапе случится то, чего очень хочешь ты, — познакомишься с олигархом!
— Очевидно, окажусь на одних нарах с Ходорковским. Говорят, в тюрьмах сейчас жуткая скученность.
— Чушь, — возразила Настя. — Ни на каких нарах ты не окажешься. У тебя нет мотива для убийства.
— Подполковник знает, что Анна Сергеевна на меня кричала. Этому есть масса свидетелей.
— Убивай мы каждого, кто на нас кричит, — мечтательно заметила моя подруга, — и мы все останемся без начальников.
— Думаешь, меня всерьез не подозревают? — немного взбодрилась я.
— Уверена. Ты посмотри на себя! Хоть ты и вышла наконец из стагнации, однако на убийцу никак не тянешь. Пока. Я уверена, Алину Алову убил кто-то из ее круга. Знаешь, на телевидении крутятся такие деньги, что я ничему не удивлюсь. Не знаю, о чем она хотела тебе рассказать, но у ее канала… то есть у канала ее дяди… сейчас как раз проблемы.
— Какие? — заинтересовалась я, вспомнив сюжет, предложенный Анной Сергеевной для детектива.
— Ну, я особо не вникала, но их почему-то упорно поливает грязью Уралов. Да, ты ж наверняка не знаешь Уралова. Известный журналист и политический обозреватель, лицо канала… забыла название, но неважно. Тебе оно все равно ни о чем не скажет.
— Этот канал контролирует какой-то политик? — уточнила я.
— Ходят слухи, что «заказывает музыку» там Надиров. Слушай, а откуда ты-то знаешь? Колись! Чувствую, ты только делаешь вид, будто любишь классическую литературу и Мариинский балет, а сама тайком читаешь желтую прессу и смотришь сериалы.
Я решилась. Честное слово, конечно, свято, но жизнь и смерть человека куда священнее.
— Мне обязательно надо завтра рассказать подполковнику о сюжете, который сочинила Анна Сергеевна. Вернее, она его не сочинила, а, судя по всему, взяла из жизни. Именно его она и попросила меня скрывать. Думаю, теперь я свободна от своего обещания.
— Разумеется. Нельзя скрывать от следствия то, что может иметь отношение к убийству.
Настя выжидающе смолкла.
— Семь бед — один ответ, — констатировала я. — Конечно, я и тебе расскажу. Только я не очень хорошо помню. Мне тогда показалось — какая-то ахинея. Есть два телевизионных канала… назовем их олигархическим и политическим. Олигархическим негласно владеет олигарх, дядя главной героини…
— Павел Иванченко, — подсказала Настя.
— Вот именно. А формально его возглавляет бывшая бизнес-леди, которая занимается финансовыми аферами…
— Татьяна Цапова, — объяснила мне подруга. — Людей раздражает, что она слишком откровенно пиарит Иванченко, но в целом каналом руководит неплохо. Это она догадалась купить на Западе за бесценок идеи разных устаревших телешоу и устроить их у нас. Рейтинг канала сразу подскочил вверх. А политический канал — это тот, который контролирует Надиров, я правильно поняла?
— Наверное. Дядя-олигарх — ангел во плоти, думающий не о деньгах, а только о благе простого народа. Но коварный владелец политического канала обвинил ангела в уклонении от налогов и вообще всячески его обижал. Переманивал ведущих, крал идеи…
— Точно! — оживилась Настя. — Представляешь, что они сделали? Они взяли ту же идею телепередачи, чуть-чуть изменили — так, что вроде бы это стало их самостоятельной разработкой — и пустили у себя. При этом очень сильно снизили уровень, зато успели раньше конкурентов. А уж что Уралов несет про Иванченко — приятно послушать! Уклонение от налогов — так, мелочь. Не удивлюсь, если скоро выяснится, что Иванченко питается исключительно мясом новорожденных младенцев.
— Надо же, — удивилась я, — Анна Сергеевна рассказала чистую правду. А мне казалось — бред сумасшедшего! Знаешь, мне ее очень жалко. Когда убивают человека, жалко в любом случае, но тут особенно.