— Тогда надо брать.
Бауди более чем конкретен. А для разведки брать «языка», лагерь боевиков или женщину — это лишь детали. Успел под занавес песни втиснуться к танцующим, спокойно пережил тычки в спину, но с последними аккордами что-то спросил у прапорщика. Тут же добавил еще пару фраз, попросил что-то объяснить, не пуская к столику, — он классически держал объект, отсекал от него посторонних, тянул время до следующего танца. Я уже догадался — для меня.
— А меня сюда, в Чечню, сослали как раз за танец, — Костя Орешко с увлечением рассматривал то мою медаль, то женщин в зале. Наверняка еще и примеривал под себя и первое, и второе. — И что еще интереснее — за белый танец.
Лейтенант почти пьян. Но скорее не от водки — выпили-то всего по две рюмки. Он захмелел от свободы, дарованной офицерскими погонами. Возможностью быть равным среди повоевавших мужиков. Проходили нечто подобное и мы…
— Мы в Моздоке, а это не Чечня, — вяло вправляю мозги лейтенанту. Для меня важнее наблюдать за прапорщиком и Бауди. Как я ему завидовал! — И здесь офицера на белый танец может пригласить только одна дама — война. И самое интересное — тоже не имеешь права отказаться от приглашения. А вот как станцуешь с ней — так и сложится судьба.
Морской пехотинец более выдержан, но и он с завистью поглядывает на серебряный кругляшок медали с танком посредине. Не будут олухами — уедут отсюда с такими же. А можно и без таких — лишь бы уехать. Война — дама для танца капризная…
Едва вновь что-то зашипело из загнанного в угол, заставленного бутылками магнитофона, Бауди мимо дернувшихся к танцовщице мужиков метнул взгляд в мою сторону: забирай, подхватывай.
Я бы не носил четырех звездочек на погонах и крест на груди «За мужество», если бы позволил сраной пехоте, долбаным артиллеристам или очумевшим от грохота обитателям танков опередить себя, разведку ГРУ, в захвате вожделенного трофея.
— Разрешите?
— Ай, пожалуйста, — не оставил Бауди прапорщику иных путей отступления, кроме как в мои лапы.
— Он ваш товарищ? — перво-наперво поинтересовалась партнерша, пожелавшая выстраивать дальнейшие отношения в зависимости от результата.
Предать Бауди, записав его в случайные компаньоны, язык не повернулся, и понадеялся на ее сообразительность:
— Лазим вместе где попало.
— Но он же чеченец!
— Вот потому я еще и жив, что он — чеченец, — эхом подтвердил я национальность друга.
— О-о, — поняла она нашу значимость и, оценив дружбу, позволила обнять себя за талию. Показала глазами на орденские планки, потом кивнула на столик, где лейтенанты примеряли медаль.
— Вы герой?
— Это зависит от того, с какой ноги встала Москва, — сказал истинную правду, но чтобы не влезать в политику, начал с дальних, но самых легких, располагающих к открытости, подступов — рассказу о себе. — Меня зовут Иван Петров.
Не поверила. И правильно сделала, в очевидную простоту моих инициалов не верили даже собственные подчиненные:
— Это псевдоним разведчика?
— Фамилия — да, а имя — настоящее.
— Или — наоборот?
— Друзья зовут меня Тигрыч.
— Не мудрено. После танца у меня наверняка останутся синяки от ваших нежных прикосновений.
Я ослабил хватку и тут же поплатился за легкомыслие: партнерша без усилий выскользнула из рук. И пошла, пошла бочком по кругу в свободное плавание, будто ни со мной ни была, ни до других у нее не имелось дела. Только она и музыка. Только ритм и движение. Извив тела и счастливая улыбка. Напрягшийся Бауди и счастливая язвительность танкистов, артиллеристов и все той же пехоты. А среди всего этого — покинутый капитан спезназа ГРУ. Пять баллов. Я не командир разведгруппы, я — ефрейтор из стройбата, у которого исчезла лопата: то ли украли, то ли сам потерял. Но наказание обеспечено.
Прапорщик сжалилась надо мной аккурат к последнему аккорду, вновь оказавшись напротив. Улыбнулась: спасибо за танец. То есть что позволил ей порезвиться в свое удовольствие.
— Можно вас проводить сегодня.
— Я с компанией.
— С компанией — это все равно, что одна.
— Все равно. В другой раз.
В кафе замигали светом — пора расходиться. Московский шик — работаем до последнего посетителя, — сюда еще не дошел. Бауди приподнялся, глядя на меня: что надо сделать? Незаметно киваю — уводи молодежь, я в норме: слова женщины — это еще не значит ее действия. Совсем не значит.
— Что, уже все? — удивился Орешко, когда Бауди принялся поднимать пополнение из-за столика. — А нам женщин?