— Береги себя.
— Конечно. Я же пообещал тебе ответный подарок.
— И… и не обращай внимания на то, о чем просила.
— Я подумаю, что можно сделать. Как-нибудь иначе…
— Когда уходишь? Надолго?
— На этой неделе.
— А у меня через десять дней заканчивается контракт. Может, еще успеем свидеться.
— Ты не станешь продлевать службу?
— Скорее всего, нет. Устала. И страшно соскучилась по дочке. Она пока с мамой, но возраст такой, что желательно находиться рядом. А то ведь можно погнаться за одним, но потеряешь больше. Вернемся — и заживем по-прежнему.
На поверхность вновь пусть и косвенно, но выполз квартирный вопрос, и хотя я не дрогнул ни одним мускулом, поднялся.
— Наверное, уже пора, — позволил я ей самой решать, оставаться мне или уходить. Хотя мысленно попросил: не прогоняй!
Надя прижалась чуть сильнее, но не для того, чтобы удержать, а попрощаться. Наверное, была права: нельзя навешивать на одни плечи груз, предназначенный для решения двоим. Ибо в конечном итоге получишь как раз то, на что постоянно намекаешь — от ворот поворот.
Осознав это, присел на корточки, оперся о мягкие женские колени, внимательно посмотрел в карие глаза: не верь мне.
— У меня размазалась под дождем тушь, — торопливо сообщила она о второстепенном.
— Мне приятно сидеть у твоих ног, — не разрешил свернуть с дороги на тропинку.
Засмущалась, оказавшись не готова к обнаженной откровенности от человека, который только что всем своим видом демонстрировал евнухство. Заторопилась найти причину, которая перебила бы обоюдную дрожь.
— А у тебя… у тебя же мокрые носки. Погоди.
Подхватилась, безошибочно нашла в переполненной тумбочке вязаные носки с ободочком в красную нитку. Протянула — меняй. Вообразить себя, спецназовца, в цветастой старушечьей вязанке — это не найти более глупого вида, и я рассмеялся, пряча ноги пусть и в мокрых, но достойных капитана ГРУ носках под табурет. Смех обидел хозяйку, она думала о тепле, а не о красоте, и пришлось успокоить ее:
— Они мне все равно малы. Сядь лучше обратно.
— Зачем?
— Я сказал искренне: мне приятно находиться у твоих ног.
— Правда? А я все время боюсь, что ты подумаешь…
— Мужчины боятся ровно того же, что и женщины: неискренности в отношениях.
— Но что можно распознать в человеке, если видишь его во второй или третий раз?
— В четвертый.
— Все равно мало.
— Погоди, — дурашливо встал, вышел из комнаты и тут же вернулся на завоеванный пятачок у сомкнутых неприступных колен, пусть торопливо и прикрытых не пригодившимися для иных целей носками. — Теперь в пятый. А еще я чувствую твое тепло, — для убедительности попробовал раздвинуть лицом шерстяную колючую преграду и дозволить губам дотронуться до тела.
— Ты просто замерз, — не сдала Надя позиций. — Вечера после дождей здесь холодные, надо уже поддевать что-то под куртку.
— Я в тельняшке.
Отпустила легкий щелбан по лбу, прихлопывая мальчишескую браваду:
— В городе на рынке продают пуловеры на козьем меху. И носки обязательно посмотри, их там полно. И без расцветки.
— Куплю, если не забуду. А пока… пока ты согрела. Даже так… недоступно.
— А мне показалось, что ты скован.
— Потому что оказалась невыполнимой твоя просьба.
— Значит, я тебе не безразлична?
— Получается, что нет.
— Ты первый, кто начал не с восторгов от танцев.
Восхитился я все же танцами, и, не желая больше лукавить, просто подтвердил очевидное:
— Но танцуешь ты все равно замечательно.
— Семь лет училась. А после родов располнела. Теперь вот такая… толстая.
— Среди мужчин тоже попадаются чудики, которым нравятся воблы.
— А я комплексую. Не надо?
— Не надо.
— Ты мне тоже понравился. Еще в «Фламинго». Но сидел такой серьезный…
— Пока не увидел тебя.
— А я ушла. Хотела показаться независимой.
— Теперь не прогонишь?
— Прогоню. Сейчас придет соседка.
— А… завтра?
С завтрашнего дня я планировал для всех умереть до конца операции, но если будет разрешено…
— Не умирай.
И, как маленькому, пригладила волосы, поцеловала в лоб и отпустила спать.
А ведь так и ушел бы, не упади с ее колен носочки с красным ободком…
6.Я разбудил прикорнувшего под «грибком» часового, поднял с кровати уснувшего поверх одеяла Бауди, позвонил в Москву оперативному дежурному, задав ему кучу глупейших вопросов про погоду и пробки на дорогах. Смел принесенные Бауди из столовой бутерброды. И не мог понять себя. Не первый раз, как говорится, замужем, но чем так взволновала Надя? Потому что исчезло основное препятствие в отношениях — ее просьба взять на войну? Или просто сказалось естественное мужское желание побыть с женщиной?