— Какой Лебедь? Какое перемирие? — зашипел я в прижавшуюся к щеке мембрану, когда мне в ухо косноязычно, потому что подобное сообщение не шифровалось (предательство заранее не кодируется!), попытались объяснить, что Грозный окончательно сдан, а секретарь Совета безопасности генерал Лебедь подписал с чеченцами мирный договор. Поэтому приказ по войскам один и категоричный: огонь прекратить, всем вернуться в места постоянной дислокации.
— Сволочи! — я выпустил в мелькнувшие среди камней силуэты почти весь рожок.
Я достаточно послужил в спецназе, чтобы понять: нам никогда не вернуться ни в места постоянной дислокации, ни в Москву, ни в Генштаб. Крышка нам, смерть моим разведзверям, кто выманивал в этот день из нор «нохчей» и в одночасье оказался брошен, предан очередным миротворцем в тылу у противника. Почему? Кто решил? Когда? Почему не предупредили? Думали только о себе, о своем красивом жесте и тоге миротворца? В чем целесообразность такой поспешности, если одномоментно погибнут десятки разведчиков, заброшенных в тыл противника? Не только о своей разведгруппе речь…
Вопросы в пустоту, а на осознание собственной гибели хватило долей секунды.
— А что… «Ястреб»? — не нашел ничего более умного, как поинтересоваться судьбой главаря Урманов.
— А «Ястреб» еще покружит, покружит над Россией, — ответил я, спокойно глядя на перекатывающиеся в нашу сторону мышиные комочки боевиков. — Не дали, не дали захлопнуть клеточку… А посему подвиг отменяется.
— Но что случилось? Почему? Они нас так и оставят здесь? — Олег бросил взгляд вверх, к тоненьким полоскам облаков на блеклом небе, куда улетели вертолеты. Наше единственное спасение.
— Похоже, война кончилась, — усмехнулся я, машинально на ощупь пересчитывая гранаты в «лифчике». Не выбросить бы в пылу боя последнюю, ту, которая для себя… — Началась политика. А мы застряли в ее жерновах.
— Нас… бросили? — поинтересовался, наконец, Урманов тем, что мучило его больше всего.
— Бросают жен, Олежек. Солдат — предают. Но мы выйдем, мой друг, выйдем. И найдем когда-нибудь тех, у кого можно будет спросить: за что?
С яростью повел автоматом по вставшим во весь рост бандитам. Нет, не котом в мешке я для них буду. Тигрычем останусь! Но ноги уносить надо, потому что не будет нынче свадьбы на нашей улице. Где Бауди?
Бауди возился с Орешко.
— Закрой тот скат, — послал он лейтенанта за гряду камней, разделивших высоту.
— Здесь я командую, — никак не мог взять в толк десантник, с какой стати он подчиняется гражданскому чеченцу. С таким подходом и вшивой медальки не заработаешь, не говоря уже об орденах.
— А я и не командую, — поднял руки Бауди. — Но прошу. Наше дело — спину капитану прикрыть, чтобы не почесали невзначай штык-ножами.
Орешко сжал губы, но поскакал от камня к камню на другую сторону высоты. И едва выбрал место меж двух островерхих каменных осколков, как показались чеченцы. Сразу — и много. Так много, что Олег понял — даже рожка не хватит свалить их разом. Его мгновенно прошиб пот и он, боясь выпустить боевиков из виду, начал пластаться назад, вдавливаться в горный склон, исчезать из этой жизни, растворяться в воздухе. Чеченцы горланили, махали руками, каждый был себе командиром, но — о счастье! — свернули с тропы и ушли в заросли. Шея обмякла, перестала держать голову и Орешко уткнулся лбом в камень. Чтобы в тот же миг почувствовать на своей вмиг вспотевшей спине ствол автомата.
— Это я, — дошел до него голос Бауди, прилегшего рядом. — Что у тебя?
Ни возмутиться, ни выругаться сил не было. Ответил как нашкодивший школьник классному руководителю:
— Н…ничего. Пока тихо.
— Должны уже появиться. А бледный чего?
— Горы. С непривычки. Да и ты сзади, как кошка.
— Хорошо, что я. Ты не обижайся, мне твои погоны и ордена не нужны. Я свой дом от плесени очищаю, а за это наград не надо. Гляди в оба.
Не просил — приказал. И Орешко впервые не возразил, он принял верховодство опыта над званием. И хотел теперь только одного — выбраться из этой заварушки, остаться в живых, приехать домой и к Ларисе. И чтобы ушла банда. Чтобы увел, а точнее, вывел их самих отсюда капитан Петров…
Бауди, оглядываясь, начал отступать назад, но в это время за его спиной открылась ожесточенная стрельба. Чеченец напрягся, хищником оглядел горы, примеряя место, где могли пройти отряды боевиков. Орешко осел под валуны, и Бауди, более не таясь, побежал вниз, к тропе, желтым изгибом коснувшейся склона и вновь укрывшейся в зарослях. Там подхватил с земли окурок, прислонил к нему палец, ожегся и бросил взгляд на лейтенанта. Орешко попытался сделать вид, что не понимает гнева чеченца, но тот и не думал спорить. Одним рывком оказался рядом.