К тому же, сроки явно поджимают. Это очевидно, потому что в другом случае Матвей бы не попросил моей помощи.
— Что-то связанное с пытками больше подошло бы, — присаживаясь, продолжаю мысль.
— Попрошу, — он тоже занимает место рядом. — Подобное ещё не практиковалось.
— Да-да. Я в курсе, — киваю головой. — Ближе к сессии.
— Максимова, — он делит листы, пододвигая ко мне меньшую часть.
Джентльмен, ничего не скажешь.
— В твоей семье ни у кого не было проблем с кишечно-желудочным трактом? — ему вновь удаётся меня ошарашить и заставить смотреть на него, глупо хлопая глазами.
— Что? — как наш разговор вообще перешёл в такую плоскость?
— Всё не пойму, откуда там появилась такая язва, — заявляет так, будто и правда крайне озадачен этим вопросом.
— Ну знаете ли, — возмущённо фыркаю, прожигая горящим взглядом.
— М? — вопросительно приподнимает брови и снова улыбается.
— От работы отвлекаете, — нагло забираю из его руки шариковую ручку.
При этом наши пальцы соприкасаются, отчего по телу мгновенно пробегает лёгкое волнение.
Пытаюсь тут же скрыть свою неловкость, склонившись над исписанными листами.
Передо мной так же находится листок с вопросами и возможными буквенными вариантами ответов.
Правильные, к слову, не отмечены.
— Если нужно, могу сначала показать, какие варианты правильные, — заботливо предлагает Матвей.
— Ха-ха, — моё лицо при этом остаётся абсолютно безэмоциональным.
Ещё бы он мне предлагал правильные ответы на тесты, которые сегодня писали первокурсники.
Наглец. Однозначно намекает на тот случай, когда я фотографировала доску и спалилась.
Сидим мы так около двух часов. Матвеев даже отлучается и приносит нам два горячих кофе с шоколадными батончиками.
Мой желудок выражает Матвею крайнюю благодарность довольным урчанием.
В какой-то момент я просто сгибаюсь пополам от того,что испытываю неописуемый уровень боли.
Скрип и «ой-ой-ой», которые я издаю, явно пугают преподавателя не на шутку, потому что он тут же подрывается и оказывается рядом.
— Кира, где болит? — спрашивает, придвигаясь ближе.
Обоняние окутывает ароматом его приятного парфюма. И снова ненужные воспоминания проникают в голову. Когда-нибудь смогу об этом забыть?
— Судорога такая сильная, — буквально пищу я, разминая ногу.
Без какой-либо заминки Матвеев начинает делать тожесамое. Кладёт две ладони на моё бедро и разминает его своей сильной хваткой.
Едва боль отступает, ощущаю, что по телу проходит что-то другое.
Жар. Такой сильный, что, кажется, даже когда я умирала дома с температурой под сорок, было не так горячо.
И сгораю от всего. И от двусмысленности ситуации, и от невероятно дурманящей близости.
Что же, Максимова, пора признать, что тогда в клубе произошёл чистейший химический взрыв. Тебя определённо тянет к этому мужчине, и глупо отрицать очевидное.
— Ещё болит? — спрашивает, внимательно вглядываясь в мои глаза, но так и не убирая ладони.
Не сразу могу ответить. Всё потому что… совершенно не хочу, чтобы момент был нарушен.
Да и не требуется мне что-то говорить. Уже в следующую секунду дверь в аудиторию после резкого постукивания открывается, а я, затуманенным мозгом понимая, какая картинка сложится перед зашедшим, вскакиваю с места.
В этот момент удача решает помахать мне изящной ручкой и послать воздушный поцелуй на прощание.
Впервые ненавижу свои длинные блондинистые волосы, которые всегда оставляю распущенными. Сегодня необходимо было завязать их на все резинки мира, дабы избежать происходящего.
Из-за резких движений буквально впечатываюсь в грудь Матвеева, а после, пытаясь отстраниться, сдерживаю ещё один всхлип.
Чёртовый локон зацепился за верхнюю пуговицу на рубашке Матвея Мирославовича, и мы оказываемся так близко друг к другу, как только можно.
Несколько миллиметров отделяет мои губы от его шеи, что снова немного туманит сознание.
До тех пор, пока не слышу неподалёку слишком знакомый голос.
— Ой, извините, что помешала, — следом звук захлопнувшейся двери и торопливые шаги, удаляющиеся от аудитории.
Милана.
Твою мать.
Что она забыла здесь именно сейчас, когда я оказалась в такой неоднозначной ситуации?
Специально зашла?
Это всё неважно, ведь зная её слишком хорошо, уже могу точно знать – после выходных меня ждёт слишком весёлая жизнь.