Ещё мужчина этот был без бороды, огненно-рыжим со странным металлическим отблеском, подстриженным коротко и неровно — с одной стороны висок выбрит, с другой слегка оброс. На безволосой части блестела латунная пластина — украшение, что ли.
Не бывают тёмные колдуны рыжими, да ещё такими. И настолько ярких, что почти светящихся синих глаз у них не бывает. Вот разве что постное выражение лица его могло бы подойти сказочному злодею, но и то вряд ли: тому стоило зловеще хмуриться или ухмыляться.
А самое главное, за что Северина зацепилась взглядом и буквально прикипела, — его правая рука. Рука эта быламеханической, но двигалась столь непринуждённо, словно сам мужчина этого и не замечал. Он поднялся, подошёл, скрестил руки на груди... Сквозь металлический скелет ладони просвечивал окружающий мир, маленькие латунные «косточки» шевелились с едва уловимым пощёлкиванием, ходили шатуны.
— Спасибо, Василиса, можешь идти, — велел хозяин сипловатым ровным голосом. Та коротко поклонилась и, не поднимая на хозяина взгляда, выскользнула прочь, а Северина подобралась и заставила себя отвести взгляд от необычной руки.
— К тебе, Василиса, у меня есть дело… — заговорил рыжий.
— Я не Василиса, — не утерпела девушка. — Я Северина.
— Неважно, — едва заметно поморщился он. — Ты нужна мне как хороший механик…
— А кому — тебе? — снова не сдержалась она. — Кто ты? И почему ты думаешь, что я подойду?
— Я? — Он растерялся, даже постное лицо утратило неподвижность — вопросительно поднялись густые рыжие брови. — Я Кощей Бессмертный.
— Да ладно заливать! — присвистнула Северина, окинув его новым взглядом. — Кощей? Рыжий?! А скелеты где? А жуткое одеяние? А корона? А трон? И как ты вообще можешь быть Бессмертным?!
Выражение лица мужчины стало сложным и, кажется, неуверенным, он тоже огляделся, когда девушка выразительно развела руками.
— Так получилось, — ответил наконец.
— И что, вот тот самый Кощей? Ты правда насылал моры и землетрясения?
— Это было необходимо, — вновь едва уловимо поморщился он.
— Кому? — нахмурилась Северина. — И почему — было? Если у тебя что-то сломалось, чем ты эти ужасы устраивал, то так и знай — чинить не стану! Можешь меня тут и убить. Или в камень обратить. Что ты там с красными девицами делаешь?!
Он пару мгновений помолчал, ожидая, закончила она говорить или продолжит, и, когда понял, что гостья ждёт ответа, сказал:
— Всё уже починилось. И дело это касается только меня.
— Если ты тот самый Кощей, то с чего бы мне тебе помогать? — Северина тоже скрестила руки на груди.
Почему-то этот полумеханический человек совсем не казался ни страшным, ни грозным, даром что возвышался над ней на добрую голову. Ну не мог он быть тем жутким чудовищем, которое называли сыном Карачуна и воплощённым злом! Рыжий же, как так?!
— Василиса, мне…
— Не Василиса я, а Северина! Неужели трудно запомнить?
— Не знаю. А зачем?
Девушка обескураженно хлопнула глазами.
— Потому что я не Василиса! А если я тебя Иваном называть буду, тебе понравится?!
— Мне всё равно. Иди за мной, — велел он, развернулся и двинулся к пёстрой стене.
Если бы он начал что-то доказывать и убеждать, Северина из одного только упрямства продолжала бы спор, а так любопытство подстегнуло, и следующий вопрос она задавала, уже пристроившись рядом с ним:
— Почему ты не хочешь запомнить имя, но можешь запомнить номер? Василиса же поэтому сорок седьмая?
— Цифры удобнее и понятней, — пояснил Кощей. — В именах меньше смысла. И технически она триста сорок седьмая. Смотри.
Он нажал на какие-то точки ларца, тот раскрылся цветком — и обнажил золотую подставку.
— Ты вот это сейчас серьёзно? — недоверчиво уточнила Северина.
На подставке лежало прозрачное яйцо. Небольшое, с мелкое куриное, оно тускло поблёскивало, и девушка готова была поклясться, что это не кусок стекла, а белый, чистейший кварц, из какого делали сердечники для механизмов, разве что таких крупных и идеально ровных она никогда не встречала. Приглядевшись, девушка заметила, что внутри что-то поблёскивает. Неужто иголка?
— Можешь взять, — разрешил Кощей, заложив руки за спину.
— И в чём подвох? — с сомнением поглядела на него Северина. — Я окаменею?
— Это было бы слишком расточительно — отправлять за тобой гусей-лебедей, а потом просто превратить в камень.
Довод оказался убедительным, любопытство — сильным, а яйцо — самым обыкновенным на ощупь. Прохладный и гладкий кусок камня, бережно отполированного. И иголка внутри была — толстая, серебряная, без ушка, но с заметным утолщением там, где оно должно быть. И отверстие, если приглядеться, удавалось рассмотреть, но не поперёк иглы, а вдоль, в тупом торце.