— Он… Знаешь, словно витязь из сказки, — вымолвила тихо. — Сильный, храбрый, красивый, и улыбка у него такая… Да только сказок-то не бывает! Коли нравом ещё хорош — наверняка зазноба имеется, а если нет — так небось до девок охочий, на одной ни в жизнь не остановится. Да ещё бы девица была… — голос её совсем сошёл на нет, прервался неслышным вздохом.
— Северьяну не везёт с девушками, он влюбляется редко и всё не в тех, — ответила Горюнова. — То несколько лет назад в жену царевича наследного втрескался, так что потом сердце лихой дракой глушил, насилу излечился от этого недуга. То в красавицу, которая на него волком смотрит, сторонится, слова сказать не даёт, словно он ей враг какой.
— Это кто же такая глупая? — Василиса так изумилась, что даже отважилась прямо посмотреть на собеседницу.
— Ты, — честно ответила Северина после недолгих колебаний.
Лучше было бы исподволь подвести девушку к этой мысли, мягко, осторожно, да Горюнова подобного не умела и нужных слов отыскать не смогла. Промолчать вовремя — этот сложный навык она ещё худо-бедно освоила, а вот всяческие дипломатические увёртки — это было выше её сил.
— Что?.. — изумилась Василиса. — Но я не...
— Что «ты не»? Коли он тебе не по сердцу — я не понимаю, отчего ты меня расспрашивать пришла, а если нравится — так что дичишься его, словно больного? Это даже я заметила, а он так тем более.
— Но… Нешто я могла ему взаправду понравиться? — проговорила она с настолько обезоруживающей искренностью, что Северина несколько мгновений пыталась осознать сказанное.
— А отчего бы нет? — всё-таки спросила она. — Ты вон какая красавица, хозяйственная, заботливая, добрая.
— Но… — начала она и умолкла. — Ты думаешь, я красивая? И я в самом деле нравлюсь Северьяну?
— Определённо. Тут слепым надо быть, чтобы не видеть. А ты думаешь, он к тебе со злом тянется, что ли, если так шарахаешься?
— Я не… — горячо возразила она, но осеклась, нахмурилась, опять взялась за косу и отвела глаза. — Я не знаю… То есть думала, что это неспроста, но… Нешто так в самом деле бывает?
— Ещё и не так бывает! А ты совсем ничего о своём прошлом не помнишь? — спросила Северина опасливо.
Винить Кощея в странностях этой девушки не выходило, а то она не видела, как он общается с окружающими, значит — всё дело было в том, что именно Василиса забыла. Из головы не шли жутковатые наблюдения Кощея, и не верить ему не получалось, а верить — боязно.
Василиса медленно качнула головой.
— Обрывки, словно сон давний вспомнить пытаешься. Мама умерла, это помню. Мачеха была — вроде властная и злая, но как тут поручиться, если я ни имени её, ни лица не помню, ни добра со злом… Может, я и не такая совсем? Может, я что-то дурное делала?
— Это вряд ли, — отмахнулась Северина. — Но знаешь… Поговорила бы ты с Северьяном по душам. Ей-богу, речь человеку именно для этого дана! А то глупо как-то. Он мне со своей стороны о несчастной любви талдычит, ты вот тоже — какой он славный, но не про твою честь. Мне и записочки нетрудно между вами поносить, но словами-то оно быстрее.
— Прости, — совершенно смутилась Василиса. — Пойду я, ты права. И… спасибо.
***
Утром они с Кощеем отбыли спозаранку, когда в нужной части Четвёртого колеса наступил день и почтенный — то есть алмаз — Ракас пробудился от ночного отдыха. Каменцы очень зависели от солнца, ночью с трудом соображали и вообще были малоактивны, и холод переносили очень плохо, поэтому зимой их на Третьем колесе было не встретить. Являться к нему ночью было не только невежливо, но ещё и бесполезно, не договоришься.
Песчано-каменистая равнина простиралась от горизонта до горизонта под светло-голубой чашкой неба, опрокинутой сверху. Песок впечатлял богатством оттенков, словно по земле текла разбавленная радуга. Бледно-жёлтый то заливался лазурью, то вспыхивал цветным пламенем, и всё это великолепие медленно текло по ветру, создавая живую и волшебную картину. Светло-серые с голубоватым отливом скалы, лишённые растительности, казались облаками на дымчатом небе. Белое солнце висело над горизонтом и не слепило глаза, ветер легко и приятно теребил подол.
— Почему он не смешивается? — пробормотала Северина. После перемещения Кощей не спешил тянуть её к груде камней вдали, служивших обиталищем нужному каменцу, — давал возможность привыкнуть и налюбоваться.
— Кто? — уточнил Бессмертный.
— Песок. Столько цветов, и такие плавные переходы…
— Он бесцветный. — Опустившись на корточки, он зацепил горсть мелкого песка и, выпрямившись, протянул девушке. — Просто так преломляет и отражает свет.