Недостающую часть его смерти добыли буднично и без травм для дерева: пара талантливых заклинателей, у которых лучше всего был налажен контакт с нужным деревянным Братом, сами её достали, заставив древесные волокна расступиться.
Жаль, его помощница этого не видела, ей бы понравился фокус.
***
Проснувшись, Северина долго не могла понять, где она находится и как сюда попала. Спальню в кощеевом подземелье узнала быстро, а вот дальше память то буксовала, то выдавала очень странные картины, наверняка части сна. Не мог же Кощей на самом деле её поцеловать, правда! Для сна всё это отпечаталось в сознании слишком ярко, но…
Северина помнила, как они пришли на Второе колесо, как встретились там с местными, как договаривались и торговались. Потом её повели дожидаться Кощея в клетку из прутьев, а вот дальше действительность размывалась, и непонятно, в какой момент. Поцелуй — это было уже во сне или заснула она позже? В голове слегка шумело, вертелись обрывки частушек, и, наверное, после Кощея ей снился родной дом и какой-нибудь праздник там.
Вопрос, почему она так крепко уснула и как оказалась здесь? А часть смерти Кощеевой, они её получили? А как?
Именно любопытство выгнало из постели, а то Северина с удовольствием понежилась бы ещё: тело казалось тяжёлым, лень тянула к подушке.
То, что она была одета в прежний сарафан, разве что без обуви, подтверждало частичную правдивость воспоминаний и предположений. Её точно принёс Кощей. Но почему она не проснулась по дороге? И сколько времени прошло?
И приснился ли ей поцелуй?!
Наскоро обмывшись и сменив одежду, Северина отправилась на поиски хоть кого-то, способного ответить на вопросы, и наконец двинулась на запах тушёного мяса из кухни. Рассудив, что перед дальнейшими поисками полезно подкрепиться, а там, может, и Воля-Василиса что-нибудь расскажет, девушка посчитала это отличным решением. С ней не так тревожно встречаться, как с Кощеем. Причём неизвестно, в каком случае с последним тревожнее: если приснилось ей всё или если было взаправду?
В кухне неожиданно обнаружилась не только домовитая Сорок седьмая, но и её новоявленный муж. В паре царила идиллия: Северьян сидел на стуле, запрокинув голову, с очень страдальческим выражением лица, а Воля квохтала над ним, то прикладывая мокрое полотенце, то дуя, то просто бестолково хлопоча. Она явно не привыкла оказывать помощь побитым, а Северина отсюда видела: нос у братца свёрнут, а здоровенный фингал под заплывшим правым глазом сиял так, что фонарь ночью не нужен.
— Первый семейный скандал? — весело поинтересовалась Северина, приближаясь. — Чем ты его так, сковородкой? Это правильно, ему полезно, а то разбалуется.
— Поговори ещё! — мрачно буркнул брат. — Пьянь.
— Ну ничего себе начинается! — возмутилась она. — Будешь обзываться — я тебе нос не вправлю, так и ходи перекошенный. Кто бы говорил! А то ты на бровях ни разу не приходил после гулянок!
Северьян умолк, обиженно надувшись: крыть было нечем.
— С Кощеем он сцепился, глупенький, — созналась Воля — Тот прошлого дня тебя принёс, подумали сначала — беда случилась, а ты возьми да запой что-то прямо вот так, в полусне. Тут и хозяин наш добавил — мол, ничего с тобой не случилось, проспаться надо. В комнату унёс, дверь за собой запер, да и не появлялся до утра. Я уж пыталась Севушку утишить, но куда там, — она ласково погладила его по плечу, а Северьян только страдальчески скривился.
— Ага. И мой любезный братец подкараулил Кощея и решил его уму-разуму поучить? Нет бы с себя начал! Давай свой нос, горе моё…
Северину мучил стыд за вчерашнее — не перед братом, конечно, перед Бессмертным. Выходило, частушки не пригрезились, а те, что она помнила, были не самыми приличными, ближе к дразнилкам. Но это не странно, что за удовольствие в приличных частушках! Непонятно другое: отчего её так понесло и разморило? Не стала бы она хмельными медами упиваться в чужих краях, не дура.
Конечно, справедливости ради, не она Кощея поцеловала, не ей и маяться тревогами, но почему-то эта установка не работала. Всё равно нехорошо, если она озвучила адресату хотя бы половину того, что вертелось в голове. И Север пострадал, тоже неприятно. Конечно, он сам виноват, но не со злости ведь, от беспокойства.
Когда Северина привычным движением — наловчилась ещё в детстве, брат был не дурак подраться и носом страдал часто, не показываться же таким родителям! — вправила Северьяну повреждение, он, хотя и был готов, не сдержался от болезненного возгласа, ругнулся. Воля, опять запричитав сочувственно, приложила к переносице мокрое холодное полотенце, а от входа прозвучало насмешливое:
— От себя добавить решила? Не стоило, он и так уже понял, что погорячился.