Нет, то, что из неё не будет хорошей матери, Моргана знала всегда. Самой ей после потери нерождённого сына невозможно было иметь детей – сказался образ жизни, недоедания, голод и нервы. Но даже ласки к приёмному ребёнку, выданному за своего, в ней не было. Не пробудилось ни нежности, ни заботы.
Мордред подрастал, и Моргана всё больше чувствовала в нём страшную силу, возможно даже превосходящую её собственную. Для Уриена это был просто ребёнок, его ребёнок, но для неё это был задел на будущее, на ужасное будущее. Она видела как тьма ширится в душе Мордреда, как рождается в нём жестокость, как наполняется он за счёт силы одного из Граалей, чем-то совсем чужим.
У неё никогда не было пророческого дара, Мерлин даже шутил об этом, но сейчас его и не надо было иметь, чтобы сказать – Мордред принесёт ещё много бед.
–Он мне не сын! – отозвалась Моргана, лицо её против воли побелело от ужаса.
Ланселот вздохнул. Он знал, что Моргана может управлять королевством, если придётся, может воевать, убивать, наводить порядок в казне и в любых бумагах, но при этом что делать с ребёнком она не знает. А он всего лишь ребёнок.
Ланселот хотел ей сказать об этом, сказать, что она должна очнуться, что Мордред даже с силой первозданной магии в себе – всего лишь дитя, которое нуждается не только в отце, но и в матери.
Он хотел сказать ей об этом и должен был сказать, но промолчал. Это привело бы к ссоре, к недолгой, конечно, но она расстроится, и он тоже. И плодов это не принесёт. Моргана не дура, сама была ребёнком, сама знает, что значит не иметь матери рядом, и если она поступает так после этого, значит, иначе правда не может. Так зачем ей говорить об этом?
Раньше Ланселот бы сказал. Но сейчас нет. Старше стал? Спокойнее?..
–Ты не забудь про ужин, – попросил Ланселот, – хорошо?
Моргана кивнула.
***
К вечеру Моргана окончательно и бесповоротно выяснила, что все труды римских философов и поэтов содержат в себе много полезной информации, много лести, и ничего толком про устройство водоснабжения. В лучше случае, пишут, что оно было или было нарушено, и тогда пришла болезнь или началась вакханалия на улицах.
Философов, впрочем, винить было нельзя. Они были люди возвышенными, думали о республике, о власти и диктатуре, о законности и способах правления, о добродетели и о милосердии. Они оправдывали жестокость и порицали её, а все их думы и размышления о народе были совсем отстранёнными – так можно говорить только о том, что знаешь поверхностно, во что не вникаешь и чего не видишь.
Да, Моргана не нашла ни одного хотя бы примерного описания устройства водной системы. Ей попадалось немного про акведуки, водяные лопасти, но всё это без систематизации, обрывочными фразами, словно неважно. Да и было ли это первостепенно для них? республика, империя, война, голод…
–Поганцы! – Моргана швырнула книгу в камин, но тут же устыдилась и выхватила её из огня щипцами. Уголки страниц уже чуть пошли пятном, но Моргана не усовестилась: не надо было записывать эфемерное! Надо было записывать конкретику!
В разгар её битвы с умершими римлянами, вошёл Уриен.
***
Граф Уриен Мори! Скажите, граф, зачем вы выбрали себе любовью Моргану? Вы мечтали о счастье, о семье, имея перед глазами пример своих родителей! Зачем же вы выбрали Моргану? Вас любили мягкие, прекрасные, заботливые женщины. Почему вы захотели воевать всю жизнь?
Вы мечтали о прогулках среди фруктовых деревьях, мечтали заплетать косички дочери и учить сына стрелять из лука…
Как же вас угораздило, граф?!
Почему вы сначала выбрали в друзья Мелеаганта, тогда ещё сына принца де Горра? Почему выбрали любовь к безумной женщине после? Неужели не хотелось вам всерьёз покоя? Неужели все ваши мечты пошли крахом? Жалели ли вы о них?
–Ланселот сказал, что ты здесь, – Уриен коснулся плеча Морганы с тихой нежностью. Ему стоило огромного труда перестать ревновать Моргану к нему, но он это сделал. Он понял, что они лишь друзья и смирился. Он всю жизнь смирялся с чем-нибудь.
–Я ему голову оторву! – пообещала Моргана, не поднимая взгляда на Уриена.
–Не надо, иначе я тебя однажды совсем не найду, – попросил Уриен, садясь рядом с ней.
Ему не хватало её нежности, её улыбок, касаний, слов. Каждый посыл нежности от неё был словно бы вымученным, выстраданным. Уриен видел и не настаивал. Но ему хотелось, чтобы однажды она стала чуть мягче, добрее к нему.
–Что-то случилось? – спросила Моргана, удостоив, наконец, Уриена взглядом.
–Муж не может прийти к жене? – уточнил Уриен. – Я скучаю. Да и час уже поздний.