Выбрать главу

через несколько дней потемнеет, а печать выцветет. Это будет исключительно

заметно!

-- Ладно, вечером передам, -- сказал Пашка. Он ждал своего часа, был

вял и неразговорчив.

Когда стемнело и пришло время топить вторично, Пашка оживился. Он зашел

в комнату Краузе, чтобы растопить печь, но майор одевался и выгнал его.

Пашка растапливал вторую печку в коридоре, когда Краузе прошел мимо него.

Майор был в теплой куртке и меховой шапке.

Обер-лейтенант Курт последние дни из кожи вон лез, чтобы выслужиться

перед майором. Он работал и вечерами, все время попадался майору на глаза с

озабоченным видом и какими-то бумажками в руках. Сейчас он проводил майора

до двери, услужливо распахнул ее. Майор брезгливо поблагодарил.

Обер-лейтенант ушел в свою канцелярию, а Пашка подождал немного и с

ведром и совком в руках пошел в кабинет майора. По коридору, заложив руки за

спину, прохаживался дежурный унтер-офицер с большой кобурой на поясе. Пашка

деловито открыл дверь в кабинет, вошел. Было темно, он зажег керосиновый

фонарь и поставил его на пол. Дрова и растопка были сложены загодя на

железном листе у печки. Пашка стал выгребать золу в ведро. Выгреб до

половины и прислушался. Шаги были далеко, в той стороне коридора.

Пашка бесшумно метнулся к коробкам, торопливо открыл верхнюю. В ней

рядами лежали тушки синиц. Пашка подцепил ватную подстилку, отогнул ее --

ноготь скребнул по картонному дну, Пашка и так вертел коробку, и сяк, пока

догадался смерить ее глубину. Сверху палец уходил в нее до половины. А когда

приложил палец снаружи, то сразу увидел: коробка была толстой, почти на всю

длину пальца. Значит, двойное дно.

Шаги дежурного были уже у самой двери, Пашка прикрыл коробку и бросился

к печке. Стал догребать золу. Дверь открылась, дежурный посмотрел на Пашку,

обвел глазами комнату и закрыл дверь.

Шаги стали удаляться -- Пашка снова был у коробок. Он достал из кармана

короткий сапожный нож и резанул внутри вдоль стенки коробки. Торопясь,

отогнул картонное дно и просунул палец...

Есть! Он выдрал дно, тушки посыпались на стеллаж. Под верхним дном

лежали стопки бумаг. Бросились в глаза фотокарточки, как на документах. Он

зы-греб бумаги и стал вскрывать вторую коробку, потом третью. Документы были

во всех! Особенно много в четвертой. Возясь с шестой коробкой, он услышал в

глубине школы четкие шаги обер-лейтенанта. *· Пашка сгреб тушки,

вывалил их кое-как в коробки, закрыл и наспех поставил друг на друга.

Шаги были уже рядом! С охапкой бумаг в руках он добежал до печки. Шаги

остановились, Курт что-то коротко сказал и взялся за ручку. Пашка сунул весь

ворох бумаг в топку, как можно дальше.

Обер-лейтенант вошел и посмотрел на Пашку, который сидел на корточках и

засовывал в печку щепки. Обер что-то недовольно пробурчал и подошел к шкафу.

Стал перебирать в нем папки.

Пашка не мог дольше тянуть, надо было разжигать.

Страха не было, был азарт. Так бывало раньше, в драках против двоих или

троих. Его охватывала холодная ярость -- он лез на кулаки, бил зло и

побеждал.

Обер, насвистывая, листал бумажки. Пашка зажег спичку и поджег кусок

бересты. Потрескивая, занялся огонь. Пашка стал раздвигать щепки, чтобы не

слишком разгорелось.

Обер пошел к двери, не закрыв шкафа. В руках у него была какая-то

папка. Он опять недовольно посмотрел на Пашку и вышел, оставив дверь в

коридор открытой.

Пашка протянул руку над огнем и стал вытаскивать документы. Огонь лизал

руку, но Пашка вытащил все бумажки и всунул их в ведро. Зола просыпалась на

пол. Наспех он разровнял золу в ведре, чтобы закрыла бумаги.

Обер уже возвращался, и Пашка торопливо насовал в печку дрова. Курт

вошел, и Пашка кряхтя поднялся. Фашист показал ему на просыпанную золу и

что-то сказал, видно, сердился.

-- Сейчас, не все сразу, -- спокойно сказал Пашка и показал на полное

ведро, -- вынесу вот...

Он вышел во двор и прошел за уборную, к забору.

-- Эй!..

-- Я тут! -- прошептал Лешкин голос.

-- На, бери! -- Пашка стал просовывать бумаги в щель между досками. --

Там еще есть, сейчас схожу.

-- Сергуня велел тебе к мосту идти, там Гаврин ждет. По тропе у реки

постов нет. Гаврина к партизанам отведешь.

-- Куда идти?! Я еще дело не сделал!

-- Это приказ! -- звенящим шепотом сказал Лешка. -- Уходи немедленно.

-- Ладно, -- засмеялся Пашка, -- наконец воевать будем!

Он еще хотел спросить, где они встретятся, но Лешка уже пробирался

кустарником. Пашка был раздет, пришлось вернуться в школу за ватником.

Дежурный не обратил на него внимания. Пашка оделся, вышел во двор и спокойно

прошел мимо часового в воротах.

Лешка, засунув документы на грудь под рубашку, спустился в заросший

жимолостью овражек, прошел по нему подальше и только там выбрался наверх, в

чистый сосняк. Дул ветер, небо нависло глухое, беззвездное, было

пронизывающе холодно.

Лешка остановился. Только сейчас он осознал, что в его руках те важные

документы, достать которые Сергей уже не надеялся. Теперь он остался один, и

все зависит от него. А если Женьку схватили, что он тогда будет делать?

Может, лучше сразу идти на кордон к Сергею? Страшно возвращаться в деревню,

где их, наверно, уже ищут.

Холодно, ветрено, жутко... Вершины сосен беспокойно шумят, зловеще

гудит черный бор.

Убежать? Переждать до утра?

Но был приказ идти к Женьке. И он пошел.

В деревне было спокойно. В доме Шубина шла гульба. Пьяное пение

разносилось по улице. Может, Матвей и не предатель, и вся тревога зря?

Лешка пробрался в Женькин двор, бросил камешком в стену. Женька не

появлялся. Лешка привалился спиной к забору, засунув окоченевшие руки в

рукава.

Окна в доме были темны, только в одном тлел тусклый огонек. Скоро

скрипнула дверь, кто-то вышел на двор. Лешка подошел к крыльцу. Это была

Таня, младшая сестра Женьки. Она испуганно ойкнула, когда Лешка позвал ее.

-- Это я, Лешка. Женя дома?

-- Да нету его целый день. Бис его знает, где. А ты чего бродишь?

-- Ничего, так...

Таня ушла, а Лешка прошел в сарай, забрался на сеновал и лег у круглого

оконца, в котором не было рамы. Отсюда он услышит, когда Женька вернется.

Лежать стало холодно, он набросал на себя сена, согрелся и незаметно

заснул.

25

Женька пришел к развалинам скотного двора засветло. Долго лазил,

выбирая место, где спрятаться, но не нашел: голо, одни стены. Была бы хоть

какая-нибудь куча мусора, так и той нет. Осмотрел колодец. Рыли его,

постепенно выкладывая камнем, но не дорыли -- воды не было. Женька нашел

длинную толстую проволоку, загнул один конец, проволоку спустил в колодец, а

загнутый конец зацепил за каменный край. По проволоке спустился на дно.

Здание строили П-образно, колодец находился внутри этого П, и когда

Женька присел на сухом дне и прислушался, то явственно услышал чириканье

воробьев, летающих над развалинами. Видно, стены отражали звук, а колодец

этот звук улавливал. Правда, здесь как в ловушке -- не убежать. Хорошо хоть

тепло, ветер не достает.

Женька подумал, что не мешало бы взять сюда если и не автомат, то хотя

бы ТТ. И чем подслушивать и прятаться, дождаться фашистского майора и эту

сволочь -- предателя и расстрелять их именем советского народа.