Не стоило спрашивать, о ком идет речь. Она еле слышно выдохнула «о господи», достала из буфета виски, плеснула из бутылки и протянула ему стакан. Он опрокинул стакан одним духом, передернулся, лицо вытянулось.
— Что ж ты собираешься теперь делать?
— Не знаю, — пожал он плечами. — Придумать я успел только одно — добраться сюда, поуспокоиться и что-нибудь сообразить.
— А почему с тобой девочка?
— Просто забрал с собой и привез сюда. Не оставлять же ее там, с ним.
— Значит, она видела то, что произошло?
— Не все. Сам не знаю, поняла ли она что-нибудь. — На мгновение он поднял глаза. — Кроме нее, у меня ничего не осталось.
— Но все-таки что ты собираешься делать?
— Не знаю. Отдохнуть бы немножко да прийти в себя.
— Может, съешь чего или пойдешь ляжешь?
Он перешел к камину, опустился в покрытое чехлом кресло.
— Уж я здесь вздремну чуток.
Не услышав возражений, он задремал, а проснувшись, увидел, что она сидит напротив, не шевелясь, сложив руки на коленях, и рассматривает пристально и угрюмо его лицо. На секунду ему показалось, что все обстоит, как и бывало, потом, припомнив, он спросил:
— Который час?
— Скоро вечер.
— А Глория ничего?
— Да-да. Пусть отоспится. Жена-то знает, где вы?
— Не думаю.
— Что она делать станет?
— А что ей делать, кроме как в полицию обратиться? Мне никуда не деться, разыщут в двадцать четыре часа.
— Это не должны посчитать… убийством, Брайен. После всего, что он тебе наговорил.
— Разве кто это слышал?
— Добейся, чтоб тебе поверили. Пускай жена все по правде расскажет. Она-то тебя и втянула в эту историю.
— Выходит, есть он и есть вы, — взорвался Брайен, — а мы с нею посередке?
— Ты о чем?
Он притих, не в состоянии растолковать свою мысль.
— Не знаю. Вечно кто-то вмешивается, никогда нет покоя.
— Можно подумать, у тебя нет друзей. — Она окинула его взглядом, когда он молча поднялся. — Ты слышишь, что я тебе говорю, Брайен?
Он заставил себя вслушаться.
— А?
— Ты не одинок.
— Откуда вам знать?
Ресницы у нее дрогнули, она отвела взгляд. Впервые Брайен видел ее смутившейся. И впервые осенило, что он ей, видимо, нравится. И не просто нравится: повернись все иначе, она бы его вылепила по-своему, перекроила бы на свой лад. Ради его же блага.
— Мне подумалось, ты будешь рад, если кто-нибудь вступится за тебя.
— А что вы сможете сделать?
— Я бы там рассказала, каким человеком тебя считаю. И про все то, что ты говорил мне, каково она тебе подстроила.
— Мало ли что вы считаете. Откуда вам знать правду про нас?
Она уже взяла себя в руки и глядела на него с обычным самообладанием.
— Разве?
Он стоял молча, потом пожал плечами.
— О чем тут говорить.
— Есть о чем. Ты бы подумал, что предпринять.
— Ничего не предпримешь.
Миссис Сагден хотела возразить, но помешал донесшийся сверху громкий плач, грозивший перейти в отчаянный крик.
— Это Глория! — Брайен ринулся наверх. Две металлические фигурки на каминной полке заплясали, пока он взбегал по лестнице.
Джойс находилась в больничном коридоре, когда из двойных дверей вывезли каталку, и попыталась подойти, но шедший рядом с каталкой врач остановил ее за руку.
— Мне нужно поговорить с ним.
— Это вы его доставили?
— Да, это я «Скорую» вызывала.
— Вы родственница?
— Нет, я работаю у него. Вот вхожу и вижу…
— Вам известно, что произошло?
— Нет, потому-то мне и надо поговорить с ним.
— Он совершенно не в состоянии разговаривать. Его очень тяжело избили.
Врач позволил ей наклониться над каталкой. Лицо Леонарда было сплошь забинтовано, глаза закрыты.
— А если я подожду, пока он очнется?..
— Он и тогда ничего не сможет вам сказать. У него перелом челюсти.
Врач кивнул санитару, и тот повез каталку в лифт. Джойс отошла в сторону. Решетка лифта захлопнулась.
— Вы говорили с полицией? — спросил врач.
— Да. Это не воры. Ничего не взято.
Вызвав «Скорую», она сразу позвонила в полицию, и те приехали через считанные минуты. Но Джойс успела за это время, едва повесила трубку, разволноваться, куда делся Брайен с Глорией и не имеет ли он отношения к случившемуся. Набрав номер фирмы, постаралась так сформулировать свои вопросы, чтобы не вызвать подозрений, и выяснила, что с обеда он не показывался.
Оставалось сесть дома и ждать. Целый час просидела она, нервно курила сигарету за сигаретой, уставясь в телевизор и ничего на экране не воспринимая, и тут ей пришло в голову, что Брайен однажды записал ей адрес и телефон того места на севере, где обычно останавливался. На каминной полке среди писем она нашла ту бумажку, надела пальто, проверила, есть ли у нее мелочь, снова вышла из дому и направилась к телефонной будке на углу.
Брайен устроил Глорию в кабине грузовика — миссис Сагден одолжила плед и подушку, — затем вернулся в дом.
— Она теперь успокоилась, знает, что едет домой.
— Тогда до скорого свидания? — Миссис Сагден задержала его руку в своей. — Ты хороший человек, Брайен. Они должны это понять.
— Ну так я поехал, — сказал Брайен, — а то вдруг опять она разволнуется…
— Только не забывай, что я тебе говорила про друзей. Авось все обойдется… — Она потянулась к нему, поцеловала в губы, отпустила руку и повернулась спиной.
Она слышала, как захлопнулась за ним дверца и как заработал мотор. Выйдя на порог, долго следила за удалявшимися хвостовыми огнями грузовика, и тем временем в доме зазвонил телефон.
— Я думал, что убил его. — Брайен повторил это, по-прежнему словно бы не веря себе. Его недоуменное удивление раздражало Джойс.
— Последний ты болван, когда ему поверил.
— А что, это неправда?
— Конечно, неправда, я ж тебе говорила — ничего такого не было.
— Зачем же он так? Зачем ему было придумывать?
— Откуда я знаю. Назло. Злюка он. Приставал ко мне, я, мол, ему нужна. А когда я его отшила, захотел навредить.
— А я-то думал, что убил его.
— Сам в том даже не удостоверился, схватил Глорию и бежать куда глаза глядят, и все ни с чего. Болван ты, Брайен, последний бестолковый болван.
— Прекрати эти слова, сама стерва ты. Целых двенадцать часов я был в уверенности, что он помер и мне за него десять лет дадут. А ты твердишь: «Бестолковый болван». Твоя правда, болван я, болван, раз терплю твои подлые штучки. Я ведь только из-за Глории. О ней только и думал. Знай я, что она со мной останется, ты хоть завтра к своему отправляйся.
— Какого черта ты о себе возомнил, чтоб так со мной разговаривать?
Он схватил ее за руку, рывком заставил встать.
— Ничего я не возомнил, а ты слушай, что тебе говорю, такая-сякая.
Впервые в жизни он озлился и поднял на нее руку, на миг она, пораженная этим, лишилась голоса.
— Господи! Ненавижу! Последний бестолковый…
— И я тебя ненавижу. Так что нам остается делать?
Свободной рукой она нацелилась дать ему пощечину, но он перехватил и эту руку, крепко сжал обе меж своих пальцев. В блеске ее глаз читалась ярость, а может, и вожделение. В гневе она была хороша. Он знал: повалить ее в эту минуту прямо на пол, скоро и без всяких нежностей, будет куда слаще, чем побить, а ее уязвит и унизит сильнее.
Так они и стояли. Она глядела ему прямо в глаза, словно приглашая сделать то, что он задумал. Но у него мелькнула иная мысль и вылилась в слова раньше, чем он успел оценить суть.
— Ты когда-нибудь думаешь о нем? — спросил Брайен. — Об этом, который сделал тебе ребенка?
Глаза Джойс сузились, словно она не сразу его поняла. А потом она сказала «да». Отшатнулась и, увидев выражение его лица, выкрикнула:
— Да! Вот так-то!
Он отшвырнул ее на диван, пошел и взял со стула свою кожаную куртку, стал одеваться.