Он выходит на встречу с миром - вольная птица, заблудшая в осеннем сиянии субботнего утра. Мимикрирующий муравей, лишённый забот. Глаза его полны потаённого злорадства, а в груди кусочком лития, брошенного в воду, пузырится гомерический хохот.
Он идёт по земле, по крошащимся бетонным плитам с оттисками советских ботинок. Ступает по здравствующему прошлому, по царству колдырей да колдобин. Снова по плитам, опять по земле. Он огибает машины, усеявшие обочины, и ему хочется разнести их все. Он встречает людей и с трудом может с ними разминуться. Он беззаконно заглядывает в каждое лицо, готовый к любви и убийству.
Он доходит до остановки и вытирает о железную опору вековечную жирную грязь, сдобренную миллионами мокротных плевков. Он дожидается автобуса и садится в него, целеустремлённо не глядя на номер маршрута. Он окружает себя белыми лицами, как осколками яичной скорлупы.
Он едет и везёт своё одиночество миру.
Одиночество - как неделимое число без знака.
У нас так принято
.
Что это?
Кто это?
Где это?
Как назвать это странное ощущение, когда убегаешь с работы раньше всех коллег, не попавшись на глаза начальству? Когда, сидя у окна в переполненном автобусе, притворяешься спящим, чтобы никому не уступать места, а сам вспоминаешь, что во внутреннем кармане куртки у тебя лежит читалка, внутри которой, в свою очередь, твоего внимания томительно дожидаются десятки неоткрытых шедевров? Когда идёшь домой с бутылкой газировки под мышкой, предвкушая, как дома будешь в полном одиночестве потягивать её из стакана, смотря новый эпизод любимого сериала? Когда, пройдя в темноте мимо пьяного, начинаешь корчить гримасы и скалить зубы в ухмылке, уверенный, что тебя никто не видит? Когда потом, уже смотря фильм, вспоминаешь свой путь, шаги и метры через холод и тьму, свой маленький подвиг ради уютного дивана и любимых персонажей? Когда, укладываясь спать, быстро отрываешь от холодного пола вторую ступню, чтобы засунуть её под одеяло, спасти последнюю часть себя от безымянных ужасов, рождающихся в комнате сразу же, как выключишь свет?
До сих пор это ощущение не наречено словом, которое бы хоть немного передавало его смысл. Чем-то оно похоже на предпраздничное волнение, но уступает ему по длительности и превосходит по силе. В чём-то оно сходно с фриссоном, но от него редко возникают мурашки.
Это краткая эмоциональная вспышка, маленький, но острый приступ счастья.
Это бьющая через край уверенность, что ты в безопасности, что никто и ничто не причинит тебе боли.
Это вкус потаённой свободы - словно ты отрезал подошвы, чтобы украдкой от всех ходить босиком.
Это чувство, что ты стал призраком.
Это чувство, что тебе снова ноль лет.
Оно распирает тебя изнутри, вызывает дрожь и дребезжание, как у закипающего на плите маленького чайника. И, как и чайника, тебя одолевает желание испустить всего один, тоненький, но бесконечный визг: уиииииии...
Что это?
Кто это?
Где это?
Кривые, вихляющие улицы. Одна и та же улица пунктиром тянется через полгорода, прерываясь домами и за домами же возникая снова, как река, нырнувшая в песок. Ничем не обозначенные автобусные остановки и остановки-одиночки, не имеющие тождественной противоположности по другую сторону разбитого шоссе. Невероятный хаос комплексов, корпусов, лачуг и ларьков. Разноэтажности и разногодичности. Дикая смесь деревни и города. Меж двух ультрасовременных, тлеющих неоном гипермаркетов может зажаться обыкновенная, деревянная, полная тараканов, косо осевшая халупа, в чьи нижние окна, еле защищённые клееным стеклом, готовы устремиться земля и мусор. Ни в промежутках между зданиями, ни в углах меж их гранями нет ни системы, ни эталона. Дома наползают друг на друга, обрываются внезапно и соединяются там, где этого совсем не ожидаешь. И повсюду - заборы, ограды, бетонные стены, запертые ворота, возведённые там, где это, казалось бы, не имеет никакого смысла, превращающие квартал в садистский лабиринт. Попытка срезать через дворы расстояние, которое отняло бы минут десять, может привести к получасовому блужданию, а на путь, преодолеваемый автобусом за полчаса, вполне может хватить и десяти минут неспешной прогулки.
И невероятна же нумерация всего этого хаоса! На одну сторону улицы может набраться тридцать номеров, а на другую - всего три. Встречаются пропущенные номера, встречаются последовательности вроде 24, 30, 27. Чёт и нечет не играют никакой роли. Дом, стоящий в глубине квартала, зачастую относится не к той улице, к которой ближе расположен. Лишь счастливый случай поможет найти приезжему нужный адрес, основываясь на номерах окружающих построек. И уж никоим образом по наитию нельзя найти дом с вызывающим зубовный скрежет номером наподобие «73/22 k».